Школа выживания

— Десятка. Полновесная десятка, — довольно заявляет Игги, выбираясь из-под предмета, прежнее назначение которого теперь даже определить трудно. — На основании звуковых эффектов — десятка. А реально не мне судить — может, и больше.

С минуту стоит гробовая напряженная тишина. Потом из-под обломков раздается чей-то стон, а снаружи к разбомбленной лаборатории приближаются голоса: выкрикивают команды, клацает оружие, топочут сапоги.

При ближайшем рассмотрении моя стая в целости и сохранности и готова сматываться. К тому же ближайшее рассмотрение выявляет…

…зияющую в стене дыру. Такую огромную, что сюда без труда въедет грузовик. А уж в том, что мы теперь с легкостью вылезем наружу в предрассветную прохладу, нет никаких сомнений.

— Клево! Этот лаз — в самый раз, — неожиданно в рифму говорит Надж.

Я и смеюсь и плачу. В очередной раз победа за стаей. В очередной раз нас загоняли в тупик, в очередной раз наставили нам ловушек и капканов. А мы в очередной раз доказали — наша шестерка непобедима. До чего же я нами горжусь! И до чего же — теперь наконец можно в этом признаться — у меня все болит.

— Молодцы, ребята! На славу сработали, — я уже торопливо подталкиваю наших к пролому, но, подойдя к Газу, благодарно хлопаю его по спине. — И вовремя, и масштабно!

— Макс? — Ангела точно серой мукой обсыпали.

— Да, мое солнышко?

— Нам не пора уходить?

— Пора, пора…

— …покончить с этим навсегда! — весело орем мы все хором.

— Тотал! — я хлопаю в ладоши, и Тотал одним прыжком оказывается у меня на руках. Он уже готов на радостях меня облизать, даже язык высунул. Но увидел мое лицо и передумал.

И вот уже все шестеро — семеро, если посчитать хорошенько, — выскользнули наружу и взмыли в поднебесье.

И небо нам — как песня!

Эпилог

142

Не буду описывать тебе, дорогой читатель, ни все наши объятия и поцелуи, ни то, как мы по сто раз рассказывали и пересказывали друг другу наши истории, и про самозванку, и про бункер. Не буду живописать в красках, как обмывали и перевязывали друг другу каждую рану и царапину.

Мы подобрали рюкзаки там, где я их припрятала, и летим навстречу восходящему солнцу. Приземлившись в Еверглейд, [14]нашли сухой пятачок — сделать привал и поспать. Утро, но от усталости все валятся с ног. Точнее будет сказать — с крыльев. Усталость — это пустяки. Мы счастливы от того, что все вместе. От того, что снова победили.

Игги, младшие и Тотал отрубились мгновенно. Улеглись вповалку, как щенки, прижались друг к другу, грязные, оборванные, и я так счастлива снова видеть их мирно сопящих всех вместе, что из глаз по моим расцарапанным щекам сами собой текут непрошеные слезы.

Клык садится рядом со мной, и мы распиваем на двоих последнюю теплую колу.

— Завтрак для чемпионов! — поднимает он банку.

— Ты видел, что случилось с той, другой Макс?

— Нет, точно не видел. Но, сдается мне, она удрала.

Ни за что бы не подумала, что теплая кола доставит мне несказанное удовольствие. Но у меня так пересохло в горле, что каждая капля — настоящее наслаждение.

Никогда не встречаться с ней больше — единственное мое желание. На самом деле, «никогда» — это мягко сказано. А вот уничтожить ее я не могла. Убить ее — было бы то же самое, что уничтожить смотревшее на меня порой из зеркала отражение Макс-ирейзера. И кроме того — стереть ее с лица земли было бы просто нечестно.

Я устала так, что усталостью мое состояние уже даже назвать невозможно. Но закрывать глаза я все равно опасаюсь. Я еще не оправилась от своего последнего пробуждения с заклеенным ртом и на пути в бункер.

Бункер. Я содрогнулась от одной мысли о нем.

— Так было плохо? — тихо спрашивает Клык, даже не глядя на меня.

— Ага, — я тоже смотрю в пространство и еще раз отхлебываю колы.

Солнце уже высоко. И без того тяжелый и теплый воздух накаляется с каждой минутой. Декабрь. Прошло сто лет, как мы улетели из дома. Сто лет нас гоняют по всей стране. Не знаю, сколько я еще это выдержу. Тело мое на пределе, нервы вконец разболтаны. А после «волшебной» комбинации общения с внутренним Голосом и недавнего эксперимента в бункере я не слишком уверена в стабильности своей психики. Мне по-прежнему неизвестно, как выслеживают нас ирейзеры. Вспоминаю, как Ангел заявила претензии на лидерство, и не знаю, что и думать.

— Ты знал, что это была не я?

— Знал.

— С каких пор?

— С самого начала.

— Откуда? Мы же абсолютно одинаковые. Вплоть до последнего шрама. До последней царапины. И одежду она мою носила. Как же ты мог нас различить?

Клык оборачивается ко мне, расплывается в улыбке, и солнце светит мне еще ярче:

— Она предложила приготовить завтрак.

Мы оба хохочем. До слез. Хохочем так долго, что, в конце концов, в изнеможении валимся друг на друга.

Документы