Школьные годы

— Ты не замечала, мама, что в безличных предложениях есть безысходность? «Моросит…» «Темнеет.:.» «Ветрено». Знаешь почему? Не на кого жаловаться! И не с кем бороться…

Он ушел в свою комнату. Не находя себе дела, присел к пианино. Взял несколько аккордов.

Полина Андреевна держала в руках фото, которое всегда делают, когда рождается ребенок: на белой простынке лежал на пузе малыш и улыбался беззубым ртом доверчиво и лучисто.

А Мельников в это время запел… Тихо, серьезно. Это имело отношение не к вокалу, а к жизни, к войне, к одиночеству, к водке и дождю, к поиску утешения и надежды. Вот эта песня:

В этой роще березовой,

Вдалеке от страданий и бед,

Где колеблется розовый

Немигающий утренний свет,

Где прозрачной лавиною

Льются листья с высоких ветвей, —

Спой мне, иволга, песню пустынную,

Песню жизни моей.

Мать слушала его, перебирая фотографии.

Но ведь в жизни солдаты мы,

И уже на пределах ума

Содрогаются атомы,

Белым вихрем взметая дома.

Как безумные мельницы,

Машут войны крылами вокруг.

Где ж ты, иволга, леса отшельница?

Что ты смолкла, мой друг?

Перед нами беспорядочно проходит его жизнь и жизнь его семьи в фотографиях. Вот он школьник, с отцом и матерью. Вот мать в халате врача среди медперсонала больницы. Вот Мельников с незнакомой нам девушкой…

Окруженная взрывами,

Над рекой, где чернеет камыш,

Ты летишь над обрывами,

Над руинами смерти летишь.

Молчаливая странница,

Ты меня провожаешь на бой,

И смертельное облако тянется

Над твоей головой.

Вот Мельников в военной форме, с медалью. Вот его класс на выпускном вечере. Вот Мельников студент, на какой-то вечеринке. Вот он рубит воздух рукой на трибуне, в школьном актовом зале… И опять фронтовой снимок.

За великими реками

Встанет солнце, и в утренней мгле

С опаленными веками

Припаду я, убитый, к земле,

Крикнув бешеным вороном,

Весь дрожа, замолчит пулемет,

И тогда в моем сердце разорванном

Голос твой запоет…^[7]

Тишина.

Телефонный звонок.

— Меня нет! — доносится голос Мельникова.

— Слушаю, — говорит в трубку Полина Андреевна. — А его нет дома.

И когда трубка уже легла на рычаг, старуха вдруг схватила ее снова, запоздало сквозь одышку, восклицая:

— Алло! Алло!..

Вошел Мельников.

— Я могу ошибиться, но, по-моему, это…

Он все понял, отобрал у матери гудящую трубку, положил на место… и поцеловал обескураженную, ужасно расстроенную своей оплошностью Полину Андреевну.

СУББОТА

Учительская.

Первой сегодня пришла в школу Наташа. Помаялась, не находя себе места, затем принялась критически разглядывать себя в зеркале.

Вошел учитель физкультуры, Игорь Степанович. Он перебрасывал с руки на руку мяч и следил за Наташей улыбаясь.

— Игорь Степанович! — Наташа увидела его отражение в зеркале. — А я вас не заметила…

— А я в мягких тапочках, — объяснил он.

— Здравствуйте.

— Здрассте, здрассте… А я к вам с критикой, Наташа.

— Что такое?

— Нехорошо, понимаете. Вы наш молодой перспективный кадр, а общей с нами жизнью не хотите жить? Телефончик я у вас спрашивал — не дали. Ну ладно, мы негордые, мы и в канцелярии можем узнать…

Она молчала.

— По агентурным данным, — продолжал он, присаживаясь, — вы каждый день ждете товарища Мельникова… Не отпирайтесь, только честное признание может облегчить вашу участь, — сострил он, видя ее попытку возразить. — А участь ваша — ниже среднего, я извиняюсь. У него же пыль столетий на очках… Из женщин его интересует только Жанна д’Арк… или какая-нибудь Салтычиха!

Он засмеялся заразительно.

Поссориться с ним Наташа не успела — в этот момент вошли Светлана Михайловна, химичка Аллочка, математичка Раиса Павловна.

— Здравствуйте, здравствуйте…

Светлана Михайловна водрузила на стол свою сумку — тару удивительной емкости. Любопытно, что сверху там лежал библиотечный том Е. А. Баратынского.

— Товарищи, что ж вчера никто не был в городском Доме учителя? Был неплохой концерт…

Никто не ответил на это Светлане Михайловне, и она отошла к расписанию.

— Мы ведь еще продолжим этот разговор? — приблизился опять к Наташе Игорь Степанович, и она вместо ответа сердито вышибла мяч у него из рук.

— Наташа!.. — с укоризной и недоумением сказала Светлана Михайловна не оборачиваясь. (Как это учителя умудряются видеть затылком — тайна сия велика есть!) — А кстати, Наташа, у тебя ж нет первого урока, — заключила из расписания Светлана Михайловна.

— Нет… А я думала, что есть… перепутала, — ответила Наташа, ни на кого не глядя. Игорь Степанович бдительно следил за ней и насвистывал песню «Я ждала, и верила, сердцу вопреки…».

— Аллочка! — воскликнула Раиса Павловна. — Только что из дому — и ужо звонить.

Химичка Алла Борисовна действительно уже устроилась у телефона. Светлана Михайловна подхватила:

— Вот так всегда… Формально все здесь, а мысли у каждого дома или…

Вошел Мельников.

— …или вообще неизвестно где! — закончила Светлана Михайловна и косынкой прикрыла Баратынского в сумке.

Вдруг все увидели, что в руках у Ильи Семеновича цветы, свежие, еще влажные астры.

Испуганная, неуверенная радость в глазах Наташи. Задеты, заинтригованы все.

Полное молчание.

Мельников вдруг подходит к Светлане Михайловне:

— Это вам.

— Мне?..