Школьный вальс

И как меня угораздило продуть Герасимову? Ладно, признаю, что недооценила гаденыша. Это был хороший щелчок по носу. Когда мы с ребятами начали играть, я моментально привлекла внимание, после чего обыграла многих болванов. В какой-то момент я поверила, что непобедима. В той комнате не было ни одного достойного соперника. Пока не пришёл он — мой ночной кошмар, и не взял меня на слабо.

Серьезно, Нина? Так легко повестись на провокацию? Но да, я пошла на поводу у азарта и собственного тщеславия.

В бильярд меня научил играть дед. Само собой, мама не в курсе. Как и всех детей меня на лето отправляли к бабушке и дедушке на дачу. Там я, так сказать, приобщалась к труду, то есть копала картошку, собирала сливы, помидоры и все что только может расти в земле и на деревьях. Скучать, как вы понимаете, не приходилось.

Дед у меня всегда был веселым затейником. Нужно сказать, чувство юмора у него было достаточно специфическое. Например, ему забавно было наблюдать за тем, как бабушка ищет свои очки, которые он спрятал у себя в кармане. И ещё я никогда не забуду, как он подкинул ужа женщинам в баню. Но, пожалуй, самым его любимым занятием было играть в кости и бильярд. Иногда к нему приходи местные бездельники, чтобы погонять шары, но когда компании не находилось — дед находил ее в моем лице. Частно он шутил, что это его наследие.

Его не стало два года назад, спустя год и бабушки, дачу родители продали, и, по иронии судьбы, в наследство мне действительно остался только навык игры в бильярд и кости.

И что теперь придумает Герасимов? С него станется загадать что-то крайне гнусное и позорное. Он этот шанс не упустит, уж будьте уверены.

— Нина! — прикрикивает мама, отчего я подпрыгиваю на стуле и вскидываю голову. — Где ты летаешь? Я тебя несколько раз позвала.

— Прости, — виновато бормочу: — просто задумалась.

— Таисия и Альберт уже уходят. Пошли, проводим гостей.

Удивленно оглядываюсь и замечаю, что за столом сижу одна. Да уж, Герасимов и на расстоянии может мне голову заморочить. Просто удивительный талант у человека.

Встав, выхожу в коридор, где уже стоят одетые Таисия Фёдоровна и Альберт Карлович и прощаются с отцом. Я мило улыбаюсь, когда Таисия Фёдоровна предлагает ещё раз подумать над ее предложением (у них сговор с мамой, что ли?), но не даю никаких обещаний.

Когда дверь за гостями захлопывается, повисает гробовое молчание. Мы даже не переглядываемся, а точно незнакомцы спешим разойтись по разным комнатам. Отец по-привычке спрятаться в кабинете, мама — на кухню убирать, а я улизнуть в спальню.

Папе побег удается, а вот меня застает голос мамы буквально на пороге спальни:

— Нинель, идем поможешь мне!

Это не просьба. С обреченным вздохом плетусь на кухню, где мама уже убирает тарелки. Помогаю ей очистить тарелки от остатков еды, после чего мы первую партию посуды загружаем в посудомоечную машину.

— Ты не восприняла предложение Таисии всерьез, — заплетающимся языком отрезает, хватает бокал и отпивает хмельное.

— Я действительно подумаю над этим, — примирительно произношу в надежде, что мой тон сможет предотвратить надвигающуюся катастрофу.

Ага, как же!

— Нет, не подумаешь! — она залпом осушает бокал, после чего с громким стуком ставит его на стол. — А все из-за твоего отца! Это он тебе во всем потакает!

Мама нарочно громко кричит, чтобы не осталось сомнений кому именно эти слова предназначаются. И, поверьте, они не для меня.

Началось…

— Его ничего не интересует кроме его чертовых цацок!

Папа — ювелир. Большую часть времени он проводит в мастерской, создавая на заказ разнообразные украшения.

Сглатываю ком в горле, потупив глаза в стол, который вытираю слишком долго и усердно.

— Вас совершенно не волнует, что я разрываюсь между работой, домом и твоей учебой! Никакой поддержки в этом доме не дождешься! — голос повышается на несколько октав, отчего мой желудок сжимается и я чувствую тошноту. — Меня достала эта проклятая уборка! — с остервенением швыряет тряпку в мойку и нетвердой походкой направляется к отцу в кабинет. — Ты и дальше будешь сидеть в своей норе как крот и отмалчиваться? Или может, уделишь жене и дочери минуту своего драгоценного времени? — ядовито интересуется.

— Ира, успокойся, — слышу холодный ответ отца. — Иди отдыхать.

— Отдыхать? Надо же! Спасибо, дорогой, что разрешил! Без тебе я же не справлюсь! Хотя, знаешь, мне все время приходится справляться без тебя!

— Прекрати скандал! — папа тоже начинает заводиться.

— Я ещё даже не начинала! Зачем ты Нинель разрешил ехать в столицу?

— Затем что это ее жизнь и ей решать.

— Жизнь, в которой ты не принимаешь участие!

Дверь громко хлопает и голоса становятся приглушение. Должно быть, папа взывает к здравому смыслу мамы, то есть напоминает о тонких стенах и соседях, а ещё обо мне.

Я, пользуясь возможностью, прошмыгиваю в свою комнату и закрываюсь. Тишина наступает ненадолго, и уже через минуту снова слышится истерический вопль:

— Ты думаешь только о себе! Долбанный эгоист!

— Так найди себе не эгоиста, черт возьми! — срывается отец, стукая кулаком по столу.