Шлейф

«Светлый день; просторная комната. А я мечусь, как птица в золоченой клетке. Видимо, объелся жизнью и не понимаю, что значат подлинные испытания. Еще издеваюсь над позитивизмом людей, знающих наверняка, что дважды два – четыре, что детей надо воспитывать, жену любить, по ночам спать, а утром пить горячий кофе с булками. Пусть бы швырнула меня судьба в какой-нибудь сырой угол, где паук виснет от тоски на своей паутине и куда солнечный луч никогда не забегает. Хорошо бы там разводить скептицизм. От сырости и мрака он, быть может, прорастет и даст начало новой жизни.

Дома – зловещее спокойствие. Все ходят, словно по канату. Каждую минуту кто-нибудь может споткнуться; тогда пойдет быстро к развязке. Смерть, кажется, около и все собирается постучать в двери. Кто первый ей откроет?»

Стук в дверь. Владимир Абрамович спрятал тетрадь в ящик стола и запер его на ключ. Новоприобретенная манера смахивает на паранойю.

Поля встревожена.

– Седьмая армия под руководством Тухачевского пытается взять штурмом Кронштадт… Пока безрезультатно. Будущее большевиков в опасности.

– Вот уж за чье будущее я бы не опасался, – хмыкнул Владимир Абрамович и, взяв жену обеими руками за талию, усадил на стул. Сам же сел напротив и долго глядел на нее, словно бы не узнавая.

– Поля, ты вылитая императрица…

– Надеюсь, ты не мечтаешь об участи Николая Второго?

– Поля, давай уедем! Хорошо ведь, имея в кармане пару лишних монет, путешествовать по белу свету, ночевать в маленьких отелях, просыпаться в незнакомых городах Норвегии и Дании, пересекать горные хребты Испании, Италии! Флоренция, Венеция!

– Лишние монеты в кармане уж точно бы не помешали…

– Поэту умирающей династии…

– Птенчик мой, как же ты страдаешь в неволе, – вздохнула жена и, вытянувшись всем корпусом навстречу, дотянулась до его лба ладонью.

«За каждым движением царя следит ее наблюдательный глаз. Каждый неловкий шаг его она исправляет; вытягивает его низкорослую фигуру, возвеличивает осанку, усиливает голос, подталкивает руку, подчеркивает решимость».

– Увидим ли мы все это вновь?

– Увидим! А нет, так будем вместе вдаль смотреть. Главное, вместе, верно ведь?

Вопрос повис в воздухе. Владимир Абрамович выпростал ладони, чтобы словить его, да получил по лбу.

– Вместе, конечно… Да ты меня в упор не видишь! Я же по-прежнему тебе рада, пойдем!

«Она хотела облегчить ему бремя – и на каждом шагу увеличивала его».

Наркомфины и фасоны

Дверь кабинета, ведущая в общую залу, распахивается, и из куплетов, зарифмованных его опустошенным умом, разом выступают персонажи квартирного театра.

Выпархивает младшая сестра жены, Роза:

Дункан весит сто пудов.Чем платить? К ДалькрозуНа обмен Внешторг готовВыслать нашу Розу.

Дункан толста и неопрятна, Роза грациозна и девственно-чиста.

Являются родители Поли, Розы, Шуры и Леки – хмурый Абрам Варшавский с лоснящейся Шейной Леей:

Круто жали капитал,

Сох Абрам, сдал в весе,Горе мыкал и менялМного он профессий.Но как только НаркомфинПоднял курс валюты,Стал Варшавский господинЧерез две минуты.Тут он сразу весь расцвел,Занялся экспортом;Булки белые завел,Смотрит прямо чертом.Шейна Лея всем страстямТоже дала волюИ, представьте, по утрам

Масла мажет вволю.Чтоб не портить общий тонИ вторить супругу –Как вам нравится фасон? –Завела прислугу…

Промелькивает безымянная прислуга в белом фартуке, седые волосы пучком, поверх наколка.

Подходят вплотную легкомысленный Шура и целеустремленный Лека с его стеснительной подругой Мирой.

Шура бросил Караван,Штепсель, арматуру,И теперь, как Дон Жуан,Рад всегда Амуру.Шура спекулянтом сталДенег-то навалом,Для обмена он досталФунт гвоздей крестьянам.

Шура «страсть» держать готовВ заключенье строго.Тьма на свете дураков,Но таких немного.Лека зелен, тощ и худ,Весь ушел в науку;Высох так, что весит пуд,Нагоняет скуку.Брось линейку, интеграл,И не порть ты Шуры.Стань мужчиной, черт тя драл,Заведи амуры…Улыбнись, взгляни кругом,Сделай Мире глазки………………………………..

Поля с детьми – десятилетним Левой и восьмилетней Лялей – завершают шествие.