Шляпа инспектора

— Инспектор, если хотите, вас отвезут домой. Сегодня мне предстоит скучная ночь у монитора, и вам совершенно незачем тут маяться.

В голосе Ланца не было абсолютно никакого сочувствия. Вся эта видимость сотрудничества и равного партнерства гроша ломаного не стоит. Тэд Торранс нужен тут только для прикрытия и облегчения непонятной деятельности во имя таких же непонятных задач. Офис неведомой организации, лабиринт коридоров, попасть в некоторые невозможно — камеры слежения и сканеры на дверях, постоянные совещания за закрытыми дверями. Торранс делал вид что ничего не замечает, не задавал вопросов, понимая, что ответа не дождется. И все же чувствовать себя пешкой в чужой игре было противно.

Он пожал плечами и поднялся с удобного крутящегося кресла. Домой, так домой. Давно ясно, что никакие расследования не нужны Ланцу и его коллегам. Им нужно было другое — жертвы неуловимого маньяка. Те самые мертвые тела, которые свозились в офис, в комнату с десятками телеобъективов и датчиков, натыканных по стенам и потолку, трупы с черными ранками и гематомами на шее… Иногда Торранс заходил в кабинет Ланца, смотрел на огромный монитор, показывавший всегда одну и ту же картину — два ряда пластиковых столов с укрытыми полупрозрачной тканью неподвижными фигурами. Сколько их? Должно быть двенадцать, самого первого успели кремировать до того, как объявился Ланц. Хотя позавчера увезли в городской морг ещё одного. Значит, одиннадцать: пять женщин и шесть мужчин, включая Уильяма… Как его там? Бирса? Да, Бирса. Двадцатипятилетнего счастливчика с двумя макушками, так и не дожившего до собственной свадьбы.

Инспектору вдруг ужасно захотелось курить. В офисе это было строжайше запрещено — слишком тонкая электроника не выносила табачного дыма. Проклятье! Скорее на свежий воздух, пусть под дождь, но только затянуться теплым дымом и забыть слегка кислый синтетический запах офиса. За три месяца он так и не смог привыкнуть к нему. И к напичканным электроникой помещениям, и к молодым людям в серых костюмах, вежливым, но крайне неразговорчивым.

Торранс никогда не думал, что будет так тосковать по своему прокуренному кабинету с обшарпанной мебелью, по шуму, суете и бесконечным телефонным звонкам. Но приказ есть приказ — и он, старый служака, бестолковый анахронизм, толком не умеющий обращаться с обычным компьютером, неуклюжий и неловкий, вынужден маяться в непривычной обстановке. И пытаться вопреки всему разыскать того, кто убивает людей всегда одним и тем же способом.

Инспектор поморщился, пожал плечами и, шаркая подошвами, поплелся к выходу. Ланц проводил его задумчивым взглядом.

* * *

У меня болит шея.

У меня очень болит шея.

Я хочу прикоснуться к ней, но рука путается в чем-то невесомом. Мне страшно. Я не помню, как и где я уснул. Так бывало в детстве, когда, устав от игр, я падал в странные сновидения, а потом в ужасе открывал глаза, не понимая, где я и что со мной. И лишь спустя пару минут начинал соображать, что задремал на траве у реки, а гнавшееся за мной чудовище было привидившимся кошмаром.

Это сон, это только сон. А шея болит оттого, что я лежал в неудобной позе.

Я открываю глаза. Белый, бесформенный мир, наполненный молочным светом и не имеющий границ. Первая мысль: это вечерний туман поднялся от реки, и я потерялся в нем. Вторая… Второй мысли не было. Мне снова становится страшно, и я зажмуриваю глаза.

Спокойно!

Меня зовут Уильям Бирс. Мне двадцать пять лет. Сегодня двадцать второе сентября. Или уже двадцать третье? Неважно. Я помню, кто я, и это сейчас — самое главное. Господи, ну почему так болит шея?!

Нужно успокоиться.

Не открывая глаз, я осторожно провожу рукой вдоль собственного тела и обнаруживаю, что лежу совершенно голый. Этого ещё не хватало! Забыв о страхе, я рывком сажусь на своем ложе, чувствуя, как что-то скользит по коже, словно с меня спадает невесомая шелуха. Веки распахиваются сами собой. Чушь! Это всего лишь тонкая простыня. И никакого тумана — я в комнате, в самой обычной комнате: голубоватые стены, белый потолок, круглые кляксы светильников. Типичная больница. Черт, неужели я попал в аварию? Но почему я вполне свободно двигаюсь? Только шея… От прикосновения боль усиливается, но все же терпеть можно.

И куда подевались эти чертовы врачи?

Я встаю на слегка дрожащие ноги, делаю несколько неуверенных шагов и натыкаюсь взглядом на несколько кроватей. Кроватей? Больше всего это похоже… Черт! Черт! Черт! Больше всего это похоже на морг! Я что, умер, и меня свезли в мертвецкую? Но тогда почему тут тепло? Я же совсем не замерз…

Словно во сне, в проклятом кошмарном сне, я медленно протягиваю руку и сдергиваю простыню с ближайшего тела.