Шлиман. Как я нашел золото Трои

Недолго думая, Шлиман — перед этим он направил в министерство новое прошение относительно Микен — едет туда вместе с Софьей. Он вовсе не собирается производить раскопки. Он вовсе не нанимает в помощь рабочих, чтобы никому не портить крови. Он приехал просто как турист-археолог, который за это время приобрел в Трое немалый опыт и поэтому смотрит на территорию крепости совершенно иными глазами, чем смотрел несколько лет назад, когда путешествовал по Пелопоннесу. Теперь он сразу же около Львиных ворот распознает стены какого-то дома циклопической кладки и в лишенной всякого орнамента каменной плите безошибочно угадывает надгробную стелу. Это еще больше укрепляет его в прежней уверенности и со всей ясностью показывает ему, каким методом надо будет вести раскопки, как только господа из министерства, рано или поздно, образумятся. С этой же целью ножом и складной лопатой Шлиман копает ряд ям. Он подбирает несколько лежащих в траве черепков, кое-какие осколки камней и две примитивные терракотовые фигурки коров.

В министерстве успели забыть, что несколько дней назад они выступали за Шлимана и сами хотели выпутаться из затруднительного положения. Может быть, и кое-какие горе-профессора еще раз раздули затухавший огонь и изрядно подлили в него масла. Во всяком случае, министр просвещения послал грозную телеграмму префекту Аргоса: запретить «этому немцу», Шлиману, сделать хотя бы один удар лопатой. «Может быть, он забирает вещи или меняет их местами». Одновременно директор Археологического общества телеграфирует: «Американец Шлиман — обманщик, он смешает микенские драгоценности со своими троянскими и увезет!» Через час префекту вручают сверхсрочную телеграмму министра: «Все, что нашел этот чужестранец, подлежит немедленной конфискации!»

Власти провинции в трепете. Случилось наихудшее: мужчина и женщина, бродившие среди развалин Микен, пропали. Они исчезли, словно их поглотила священная земля Греции. Несколько часов все телеграфные линии заняты. В министерстве просвещения начинает все больше распространяться ужасающее подозрение: эти грабители положили себе в карман все Микены и бежали в Америку! В довершение беды провинция Аргос не имеет достаточно войска, чтобы блокировать все дороги, а нескольких жандармов едва хватает для улиц главного города.

Впрочем, даже жандармов не требуется — Генрих и Софья Шлиман сидят у всех на глазах в отеле Навплиона и пьют чай.

Сверхсрочная телеграмма: «Немедленно обыскать багаж!»

Обычно чем выше стоит чиновник на иерархической лестнице, тем он вежливей, чем ниже — тем грубее. В Греции 1874 года наоборот. Скромный начальник полиции Навплиона, явившись в отель, просит доложить о себе. Благодаря счастливому случаю он-де прослышал, что приехали столь дорогие и уважаемые гости. Он ведь не мог упустить возможности засвидетельствовать им свое почтение, тем более что был хорошо знаком с родителями Софьи.

Но потом бедняга томится на своем стуле и едва осмеливается взять радушно предложенные кофе и сласти. Шлиманы давно понимают, в чем дело.

Начальника полиции от страшного смущения бросает то в жар, то в холод. Наконец, Софья сжаливается над ним:

— Я полагаю, вы хотите посмотреть, что мы нашли в Микенах? Пожалуйста, прошу вас! Корзинка с черепками стоит под кроватью.

Чиновник с облегчением вскакивает, вытаскивает корзинку и собирается, как предписывает долг, составлять протокол. Но, открыв крышку, он растерянно откладывает перо. Ради этого на самом деле жаль изводить казенную бумагу.

— Это все? — лепечет он в замешательстве.

Софья кивает, с трудом удерживаясь от смеха.

Шлиман, обычно не склонный к шуткам, напротив, говорит с серьезным лицом:

— Не лги, Софья! У меня еще есть кое-что в кармане, — он вытаскивает какой-то предмет и протягивает начальнику полиции.

Тот с волнением хватает его. Выпучив глаза, смотрит: кусочек мрамора, совершенно гладкий, необработанный, без какой-либо надписи.

— Дело в том, — благожелательно говорит Шлиман, — что я не знаю, как называется эта порода мрамора, и хочу справиться у специалиста. Но на вашей стороне, разумеется, преимущественное право, дорогой господин начальник, и если вы желаете его конфисковать…

— Что вы, господин Шлиман, об этом не может быть и речи! Поверьте, я очень сожалею, что мне пришлось вас беспокоить.

С этими словами он удаляется и, вернувшись в свою канцелярию, посылает донесение префекту. Тот, в свою очередь, телеграфирует в Афины: «Взятые ими черепки оказались совершенно ни к чему не пригодными и не имеющими абсолютно никакой цены, поэтому мы их не конфисковали».