Шлиман. Как я нашел золото Трои

В самом же начале произошло столкновение со Стаматакисом. Может быть, он порядочный человек и небесполезный средненький ученый, но в куда большей степени он мелкий придирчивый чиновник, который смотрит на свое начальство, Археологическое общество, как на божество, а на служебную инструкцию как на непреложный закон. Для Шлимана же, напротив, Археологическое общество — забавное сборище самодовольных болванов. Их предписания существуют лишь затем, чтобы их обходить, нарушать и преступать всякий раз, когда этого требует или, кажется, что требует стоящая перед ним задача! При таком положении Стаматакис вынужден направить начальству горячий протест (он не знает, что это лишь первый в необозримо длинном их ряду): Шлиман приказал убрать землю из Львиных ворот, чтобы отрыть засыпанную дорогу! Ведь он не имеет права этого делать, ибо тем самым он совершенно меняет привычную картину!

Так с самого начала все испорчено. Обидчивый Шлиман расценивает донесение Стаматакиса как наглое, неслыханное посягательство на свои права. Можно ли, — спрашивает он себя, — убедить Стаматакиса, что тот не прав? Конечно, нельзя! Ему, Шлиману, давно известно, что с мелкими чинушами, не терпящими возражений, спорить бесполезно. Может быть, поступить по старому принципу: «на крепкий сук — острый топор»? Не стоит — это приведет только к постоянной войне! Следовательно, лучше всего вести себя так, словно Стаматакиса не существует, и во избежание ссор по возможности реже с ним встречаться.

Через две недели, когда дело заходит о более серьезных вещах, Шлиман вынужден признать, что допустил психологическую ошибку: пренебрегать священнейшим законом служебного распорядка вовсе не значит его уничтожить. Шлиман обнаружил водопровод и, чтобы раскапывать его дальше — ведь он может привести к знаменитому водоему, называемому Персеей, — хочет снести стену, относящуюся к позднему македонскому поселению. Кроме того, он потихоньку, не говоря ни слова, нанял на работу уже больше ста человек!

«Я ему строго запретил разбирать стену, но он на следующее утро в мое отсутствие все же это сделал. Потом он поручил жене наблюдать за раскопками, а сам отправился на акрополь, чтобы не разговаривать со мной. Я тут же пожаловался госпоже Шлиман, однако она не только не признала моей правоты, но и осыпала меня упреками. Муж, мол, ее — ученый, и раз эта стена относится к очень позднему времени, то ее и следовало снести. Я не должен мешать ее мужу в его работе, ибо я человек совершенно несведущий! И это она сказала мне, члену Археологического общества! Ее муж, продолжала она, легко приходит в раздражение, и, если я и впредь буду его постоянно дразнить, он прекратит работы и поставит весь мир в известность о том, что заставило его так поступить. После этого я пошел на акрополь, чтобы поговорить со Шлиманом, но он, завидя меня, удалился. Он обращается со мной, словно я варвар. Прошу меня отозвать, ибо здоровье не позволяет мне выполнять дальше мои обязанности. До девяти вечера наблюдаю я за раскопками и порчу себе кровь из-за Шлимана, а потом еще должен до двух ночи сидеть с ним и регистрировать все находки!»

Руководители Археологического общества потирают от удовольствия руки — все идет как нельзя лучше — и бросаются к министру просвещения. Тот телеграфирует префекту Аргоса: «Поезжайте немедленно в Микены и скажите Стаматакису, что он не должен позволять сносить какие-либо стены независимо от того, к какому времени они относятся. Кроме того, чтобы обеспечить надежный надзор, запрещается производить раскопки в нескольких местах одновременно. Количество рабочих должно быть ограничено. За каждое нарушение этих предписаний несет ответственность эфор».

Префект отвечает министру телеграммой, что Стаматакису он показал приказ, а Шлиману сообщил о нем устно в очень вежливой форме. Но Стаматакис и Шлиман долго кричали друг на друга, и последний полон решимости прекратить работы, если не уберут этого эфора.

Следующий день не приносит никаких улучшений. Стаматакис в приливе мужества бегает следом за Шлиманом и кричит, приставая к нему с протестами и запретами. Но еще через день префект сообщает: «Шлиман был у меня. Мы очень любезно беседовали, и он готов еще раз помириться со Стаматакисом».

На это есть своя причина. За это время Шлиман нашел не только нижнюю, сделанную из кости часть лиры, но и три куска костяной флейты, нашел каменную плиту и терракотовую статуэтку с орнаментом из красивых спиралей, а вдобавок — и это самое главное — нашел, раскапывая водопровод, две надгробные стелы.