Шофферы, или Оржерская шайка

Итак, через два месяца после только что рассказанных нами событий, водворение это почти уже было кончено, и все препятствия к свадьбе устранены Ввиду близкого родства между будущими супругами, тайным образом выхлопотали разрешение из Рима, и священник, скрывавшийся в окрестностях, должен был обвенчать их; в то же время требуемые, по вновь установленному тогда правилу, публикации были уже произведены в Меревильской мэрии. Таким образом, все препятствия уже были устранены и день свадьбы назначен; но к большому прискорбию маркизы, желавшей отпраздновать свадьбу дочери с большим великолепием, решено было, что, ввиду обстоятельств времени, все произойдет без шума и только в своей семье. Нотариус, свидетели и двое-трое из старинных друзей будут участвовать в этом семейном празднике.

Накануне этого давно ожидаемого дня Даниэль уже был в Меревиле, получив по случаю своей свадьбы отпуск на неделю. По истечении этого срока он должен был явиться в Шартр, уже со своей молодой женой. Впрочем, он не хотел, чтобы это пребывание его в замке пропало бы без пользы и для службы. Так как Меревиль был в центре той местности, где более всего производились грабежи, то он хотел, пользуясь своим присутствием на месте, усилить тут надзор и розыски. Жандармские бригадиры, полицейские агенты и местные власти получили от него приказание сообщать ему в замок все о различных преступлениях.

Вечером описываемого нами дня, в сумерки, Даниэль и дамы сидели в одной из зал замка, большой дубовой комнате с разрисованными когда-то и позолоченными карнизами. Несмотря на все наскоро сделанные поправки, везде ясно виднелись следы запустения, в котором так долго оставался замок: потолок был грязный и местами с обвалившейся штукатуркой, обои отстали и висели вдоль стен, пол, хотя и покрытый старым ковром, все же своей неровностью мешал ходьбе. Мебель представляла вид не менее грустный; на больших проточенных червями креслах из-под обивки торчали везде клочки пакли, а хромоногие столы и помятые канделябры довершали общий вид этой обстановки.

Между тем, громадный огонь, пылавший в старинном мраморном камине, и два высеребренных канделябра, стоявших по обеим сторонам часов в стиле Людовика XV, разливали по комнате яркий свет. Маркиза, напудренная, в платье а, ля кармелитка сидела против камина с приставленными к огню ногами. Растянувшись в кресле из утрехского бархата, из которого при всяком ее движении летел пух, она, видимо, наслаждалась мыслью, что наконец-то она опять среди этой дорогой ее сердцу обстановки, в каком бы она виде ни была.

Был декабрь. Порывистый, холодный ветер, с глухим шумом врываясь в пустые коридоры, гудел на весь дом, деревья в парке жалобно завывали, сталкиваясь одно с другим своими ветвями.

Даниэль, с головы до ног одетый в черное, сидел в углу около своей хорошенькой невесты, элегантный хотя и простой костюм которой был заметным контрастом с только что пережитой ими бедностью.

Мария оставила свою ручку в руках Даниэля, тихо ее пожимавшую, и оба говорили вполголоса. Этот шепот влюбленных, только изредка нарушаемый смехом счастливой Марии, с мерцаньем огня в камине, ровным стуком часов и далеким завыванием ветра, все это вместе взятое составляло поэтично.

Но маркиза, казалось, не обращала внимания на молодых людей, она вся углубилась в рассматривание богатого колье и пары рубиновых серег великолепной работы.

Страшный порыв ветра поколебал, казалось, весь дом и вывел Даниэля из его счастливого забытья. Подойдя к окошку и отодвинув занавесы, он тревожно проговорил.

– Однако уже поздно, и погода ужасная, а Леру нет. Между тем, он еще засветло должен был быть здесь; не случилось ли уж с ним чего-нибудь?

– Что ж может случиться? – ответила Мария. – Вы боитесь за что-нибудь, Даниэль? В самом деле, говорят, здесь в окрестностях дороги не безопасны.

– Злостное созданьице! – ответил с улыбкой молодой человек. – Я легко мог бы принять ваши слова за шпильку в мой адрес, так как моя обязанность заботиться о безопасности дорог; но вы меня не поняли; приключения, которых я боюсь для Леру, могут произойти из-за темноты, дурной дороги, наконец, недостатка почтовых лошадей на станциях. А мне будет очень горько, если что неприятное случится с нашим великодушным другом и он пожалеет, что решился ехать в такое позднее время года; потому что ведь единственно вследствие нашего предложения он едет теперь, чтобы только присутствовать на нашей свадьбе.

– Что касается меня, Даниэль, то… не в обиду вам будь сказано, я боюсь совсем другого, чем испорченных дорог… Вы знаете, что не далее как два дня назад, остановили путешественников на Орлеанской дороге, очень недалеко отсюда.