III
Волк в овчарне
На Бо Франсуа уже не было того невероятного костюма, в котором он являлся в домик Сант-Марис. Он опять был одет разносчиком; жилет с курткой из синего сукна, шерстяные штаны с шерстяными же белыми чулками составляли весь его туалет; в одной руке у него была шляпа с широкими полями, в другой дорожная палка.
В манерах виднелась скромность, застенчивость и даже тревога. Войдя, он быстрым взглядом окинул всю комнату, но, увидя тут только одни веселые лица, успокоился. Но все-таки он раскланялся робко и с видимым замешательством.
Даниэль бросился ему навстречу и протянул руку.
– Вы предупреждаете мои желания, господин Готье, -дружески заговорил он, – являясь к нам именно теперь. Милости просим!
Дамы не менее любезно приняли посетителя; между тем маркиза, как ни была расположена к Бо Франсуа, казалось, вовсе не торопилась заявить при поставщике о своем родстве с человеком, так дурно одетым.
– Боже милостивый! Как вы странно закостюмировались, мой милый! Я бы никак не узнала вас в этом наряде.
– Это не наряд, маркиза, – ответил Бо Франсуа с хорошо разыгранной скромностью, и даже вздохом, – это обыкновенная одежда в моем ремесле.
– Господин Готье, – живо вступился Даниэль, – вам нечего стесняться присутствием господина Леру, нашего гостя и лучшего друга; позвольте мне вас представить ему как…
– Как неизвестную личность, имевшую когда-то счастье оказать вам услугу, – перебил его Бо Франсуа, – это мое единственное право на вашу благосклонность и на благосклонность ваших друзей.
Ни Даниэль, ни дамы не хотели более настаивать на обстоятельстве, о котором их родственник, казалось, умалчивал из деликатности.
– Ба! – весело сказал поставщик. – Кому же придет в голову во времена, которые мы теперь переживаем, судить о людях по их платью? Я всякий день вижу людей, залитых золотом и драгоценностями, и знаю в то же время, что в сущности люди эти голыши; с другой стороны, не встречаем ли мы на всяком шагу, под простым платьем людей… знавших лучшие времена?
– Не нам рассказывайте об этом, господин Леру, – ответила маркиза, – в продолжение года не носили ли мадемуазель де Меревиль и я крестьянских платьев, и с утра до вечера не сидели ли мы за прялкой? Вот что дают нам революции, и ни вы, ни Даниэль никогда не заставите меня согласиться…
Ладранж видя, что разговор принимает опасный оборот, поспешил прервать его.
– Извините, тетушка, – сказал он,– но мы забываем, что господин Готье только что с дороги, следовательно ему надобно…
– Благодарю вас, господин Ладранж, – в свою очередь перебил его Франсуа. – Правду говоря, я остановился в гостинице, где и оставил свои вещи; там же я и закусил немного. Но, – прибавил он, снова беспокойно оглядываясь по сторонам, – мне сказали, что я найду здесь нотариуса Лафоре, а между тем я его не вижу.
– Бедный старик уже улегся; от страха он заболел, и мы насилу добились от него нескольких несвязных слов.
Обстоятельство это, хотя, вероятно, он знал о нем и прежде, окончательно успокоило Бо Франсуа, и он с отлично сыгранным удивлением спросил:
– Со страха? Что ж такое с ним случилось?
Даниэль в нескольких словах рассказал о приключении с нотариусом на большой дороге. Бо Франсуа улыбнулся.
– А! – заговорил он насмешливо. – Так все-таки есть еще разбой в стороне здешней! Впрочем, этим происшествием Господь Бог наказывает Лафоре за его поступки против меня. Вы, кажется, мне сказали, что у него отняли эти двадцать тысяч экю, которые он вез?
– Нет, нет, – ответил смеясь Даниэль. – Старик умудрился-таки отстоять их у разбойников, вместе с некоторыми бумагами, которые, по его словам, очень важны.
– Важные бумаги? – живо переспросил Франсуа, но вскоре, оправясь, продолжал: – Итак, я не могу видеть господина Лафоре? Мне это очень жаль, потому что я должен отправиться, а мне необходимо бы переговорить с ним сегодня же вечером. Не могу ли я пойти к нему в комнату? Я не задержу его!
– Это будет бесчеловечно! Бедняга уже, верно, спит, и я не могу допустить, чтобы его разбудили для вашего дела.
– Как это, господин Готье? – спросила Мария с упреком. – Так, значит, вы только для свидания с господином Лафоре пришли в Меревиль?
– Конечно нет, – пробормотал Готье, опустив глаза, -все же, сознаюсь, что если бы не эта важная причина, приведшая меня сюда, может быть, уважение, сознание собственного ничтожества…
– О! Это очень дурно, господин Готье, – ответила молодая девушка задушевным голосом, – зачем отказываетесь вы видеть в нас ваших друзей? Послушайте, я вас прошу, останьтесь здесь с нами на несколько дней, чтобы быть свидетелем нашего счастья, которое отчасти вами же устроено.
– Моя дочь права, – прибавила маркиза, – надеюсь, что вы, господин Готье, согласитесь провести с нами наш семейный праздник; в свою очередь и я прошу вас об этом!
Бо Франсуа, все еще не поднимая головы, ответил грустным тоном: