ШОК-Н-ШОУ

— Простите, Григорий, — перебил его Перепелкин. — Вы сказали о Марфе — «даже если бы»… На самом деле она — не семи пядей?…

— Да нет, толковая барышня, весьма, — покивал головой Барчук. — Но не из ряда вон. Я об этом раньше не особо задумывался, а вот ты спросил, и мысля заработала. А что если она или ее супруг поставили условие снимать шоу здесь? Тогда объясняется решение Демьяна. Потому что, сколько я его знаю, к городу трех революций он никогда теплых чувств не питал. Да нет, это я не так выразился. Понимаешь, Леша, ты извини, конечно, но он этого города вообще не замечает. С профессиональной точки зрения. Ну, провинция и провинция, еще раз извини.

— А ты можешь спросить об этом Марфу прямо? — Перепелкин впервые решился обратиться к Григорию на «ты». — Со мной она вряд ли будет откровенничать. Да ведь и с Джигой вы друзья…

— Знаешь, как говорят: дружба дружбой, а конфетки врозь, — усмехнулся Барчук. — Я не лезу в его финансовые заморочки. Он мне платит по контракту, мы вместе водку пьем по праздникам или когда приспичит. Но по поводу своих бизнес-стратегий он со мной не базарит. Да и я бы удивился, если бы это положение вещей вдруг изменилось. Хотя… Раз пошла такая свалка, я тебе скажу: перед началом этой работы он пообещал мне не только гонорар, но и процент с прибыли. Ну, в устной форме пообещал, документально это нигде не зафиксировано. И я вот думаю: то ли он, таким образом, хотел меня уломать, то ли… И здесь я останавливаюсь. С какой стати ему это делать? Я ведь бабки свои в это дело не вкладывал.

— А Марфа с Вениамином, получается, вкладывали? — задумчиво проговорил Перепелкин.

— Какая-то сермяга в твоем предположении есть, — кивнул Барчук. — Как ты верно заметил, уж слишком они с ним фамильярны. Наемные рабочие так себя не ведут.

— Ты тоже с ним… фамильярен, — сказал Алексей Викторович.

— Ну так мы с ним с детства кореша, — улыбнулся Григорий. — Говорю я тебе: бабок моих в проекте нет. Это легко проверить.

«Проверим», — подумал Перепелкин, а вслух перевел разговор на другую тему:

— А о чем с тобой Мушкин беседовал? Какие вопросы задавал?

Барчук поморщился.

— Версию треугольника крутил. Накапал ему кто-то, что мы с Марфой… ну, ты понимаешь…

— М-м-м… — Алексей Викторович отвел взгляд. — А и правда — может быть такая версия… Игорь спрашивал, как на ваши отношения реагировал Молочник?

— В точку, — вздохнул Барчук. — У вас шаблон, что ли, какой имеется для допросов?

— Шаблон имеется. Но и без шаблона понятно, что спрашивать, если треугольник.

— Чего ж не спрашиваешь?

— Во-первых, я занимаюсь смертью Мушкина, а не Молочника. Дела поэта мне официально пока еще никто не передавал, — ответил Перепелкин. — Во-вторых, не знаю, как Игорь думал, а я твердо убежден, что муж еще может любовника порешить, а вот любовник мужа — только в одном случае. Если ему очень надо жениться на любовнице. А такие случаи очень редко бывают. В романах Бальзака разве… Или в итальянских фильмах. А в наше время люди спокойно рога друг другу наставляют безо всякой итальянщины.

— Ты мудрый парень, Леша, — хмыкнул Барчук. — Только я все-таки скажу, что я твоему предшественнику ответил. Молочник знал о наших отношениях с Марфой и относился к этому с изрядной долей скептицизма и стоицизма. А проще говоря, плевать ему было, с кем Марфа спит.

— Так не бывает, — тихо сказал Перепелкин. — Если он был нормальным человеком, ему не могло быть все равно. Это он сам тебе сказал, что ему плевать?

— Сам не сам, какая разница? — Барчук слегка смутился. — Я могу сказать одно: мы не были соперниками с Молочником. И борьбы за женщину у нас не было. Я вообще считаю, что смысла нет за баб бороться. Пусть лучше они за нас космы друг другу выдергивают.

— Я приблизительно так и думал… — пробормотал Перепелкин. — Ты часто моего предшественника здесь видел?

— Да он все время здесь толкался, — ответил Григорий.

— Это я знаю, — кивнул Алексей Викторович. — Но ведь можно мельком обращать внимание на человека, а можно видеть, наблюдать, беседовать, водку с ним пить, в конце концов…

— Ни разу не видел, чтобы твой приятель водку пил, — Барчук задумчиво выпятил нижнюю губу. — И не пахло от него никогда даже пивом. Поэтому мне и в голову не приходило сто грамм ему предлагать. Он все больше с нашими барышнями по пляжу гулял. Наблюдать я за ним не наблюдал, а беседовали мы только один раз. Под протокол.

— Но ты же наблюдательный человек, как и все актеры, — польстил Перепелкин Григорию. — Как тебе кажется, он напал на какой-то след или так, вслепую работал?

— Трудно сказать, — Барчук пожал широкими плечами. — Бутафорил он много — это да. Вон с Петрова нашего не слезал, совсем парня извел. Но я, как и всякий актер, прекрасно видел, что это для отвода глаз делается. Потому что дураку ясно, что наш Сережа из рогатки в ворону стрелять не станет, не то что из серьезного оружия — в человека.

— Бутафорить — это прикидываться? — догадался Перепелкин, триллеров про спецназ не читавший, а посему впервые услышавший термин. — А ведь Мушкин Игорь Николаевич тебе не нравился.