Шоколад (СИ)

Сквозь стиснутые зубы я дико мычала и хрипела, задрав голову в небо. Слёзы затопили лицо, я упала на колени и согнулась до земли, уткнувшись лбом в асфальт. Больше не могу, не выдержу, хочу в лес под дерево, упасть на мягкий мох, заснуть и не проснуться. И пусть моё тело оплетут корни деревьев, муравьи натаскают сверху муравьиный холм, и не будет никакой печали. Полковник орал в рацию, я мычала, раскачивалась с руками в наручниках за спиной. Не могу больше! Не хочу! Ко мне приблизились чьи-то ноги, в плечо впилась игла.

Очнулась я в узкой ободранной комнате, за руки и за ноги привязанная к кровати. Наверное, это то самое ШИЗО, в которое меня так давно грозились отправить. Наконец-то, добралась. Сука Виктор вырубил меня. Наверное, и хорошо. При такой истерике я могла проломить себе голову или что-нибудь повредить.

Тупое безразличие накрыло меня. Орать и биться в припадке, конечно, можно, а вот продолжительные приступы ни к чему. Во мне опять заговорил доктор, взгляд которого со стороны обычно никогда не исчезал. Правда сегодня я пробила очередное дно неадекватности, и как следствие улетела в чёрную дыру.

Надо было уйти от пикапа, сесть за швейную машинку и строчить до ночи, рыдая в пододеяльники и простыни. Постепенно я бы успокоилась, нашла в себе силы пережить очередной удар. Могла бы, да не смогла. Задним умом мы все сильны. Стекло зря разбила, теперь платить придётся.

Дверь в комнату отворилась, вошёл полковник. Усталое равнодушие после наркоза спасало — ни злости, ни желания бросаться на него.

— Развяжу, если не будешь бузить.

Мне даже мыслей для тебя жаль, не то, что слов.

Он сел напротив меня на странную табуретку на одной круглой металлической ножке.

— Что случилось, Майя? Почему ты разбила стекло? Может, всё-таки ответишь мне!

Голова плохо работала, мысли крутились, как в замедленной перемотке.

Ты уничтожил письмо от сына

— Я что, должен читать твои мысли?

Не знаю

— Ты разозлилась, что не получила письма?

Я прикрыла глаза. Чего он добивается? Доказать свою непричастность? Найти объяснение моим поступкам? В этом допросе нет никакого смысла. Всё уже случилось.

— Или ты считаешь, что я не отдал тебе письмо?

Уверена!

Моё выражение лица стало ему ответом.

— А если скажу, что не делал этого.

Повисло молчание, в которое уместилась моя черепашья реакция. Может и так, но это не меняет сути. Он должен был отправить меня домой.

Полковник наклонился надо мной. Мы смотрели друг другу в глаза. Долго. У него я заметила тёмную точку на радужке. Родинка?

— У тебя глаза медового цвета, Майя.

Полковник медленно отвязал левую руку, перевернул, осмотрел ладонь.

— Порезалась.

Я ответила равнодушным взглядом. Невелика печаль. Он отвязал правую руку, погладил ладонь, задумчиво посмотрел в глаза.

— Моя фамилия Пасечник.

Это даже не вызвало усмешки. Я правильно определила в нём родство с мужем, даже фамилии сошлись, потому что бортниками называли сборщиков дикого мёда. А я в девичестве Пчельникова — маленькая пчёлка, у которой пчеловоды отобрали всё самое светлое и хорошее, что она накопила за краткое лето. Проморгала своё добро, отдала безжалостным людям, которые выкачали мёд, и пошли искать новых трудолюбивых и безотказных пчёлок.

Полковник отвязал ноги, я соединила их вместе. Надо бы походить, тело совсем ослабло и занемело, но это вряд ли сейчас получится.

— Сюда никто не войдёт, я лично проконтролирую. Кормить будут три раза в день.

Полковник нахмурился, глядя на моё индифферентное выражение лица.

— Представь, у нас раньше не было подобных…подобной дикости. Прости, что допустил это…

От его «прости» резко заныли виски, защипало в глазах, будто я плакала целый день. Хотелось сомкнуть веки и снова провалиться в забытьё. Через силу сквозь ресницы я посмотрела на него и отрицательно мотнула головой.

Никогда не прощу…

— Мы находимся в аномальной зоне. Она, действительно, меняет людей, поднимает всю муть со дна.

Муж умел находить убедительные аргументы, чтобы обелить свои самые низкие поступки, он доказал, что из-за меня сбил человека. И всё же последнее время его словесная эквилибристика проходила мимо сознания, я перестала ему верить. Доводы супруга разбивались о мою молчаливую неприязнь.

Это ты установил в колонии такие порядки. Уходи.

Время в изоляторе распределялось просто: лежать на кровати, стоять на батарее, глядя в зарешеченное окно (батарея находилась как раз под окном), ходить по комнате взад вперёд, потому что по кругу в узком пространстве не получалось. Прямо под батареей был умывальник и сбоку унитаз. Все они были подсоединены к единой системе водопровода, я первый раз видела такое чудо инженерной мысли. Встав на крышку унитаза, потом на бачок, я по ним как по лестнице забиралась на батарею и, держась руками за решётку на окне, могла стоять там часами. За окном хоть что-то менялось. Ветерок шевелил листья кустов, в окно стучали капли дождя, небо становилось то грязно-серым, то почти чёрным.