Шоколадница

На этом кольце лежала память о тех временах, когда каждый ювелир пытался отразить в своих изделиях частичку самого себя. Все-таки это была та филигранная работа, секреты которой передавались из поколения в поколение. Ну, ещё это была память о бабушке. Ниточка, тянущая из моего детства. Ведь родительская любовь – это не всегда благословение. Иногда она становится тяжким грузом и давит на нас. Именно благодаря моей бабушке, я не чувствовал себя ребёнком, задавленным грузом родительских требований. Своей любовью она защитила меня. Не позволила отцу с матерью превратить меня в объект реализации своих когда-то нереализованных амбиций.

* * *

Уже одно это прикосновение к бабушкиным украшениям пробудило во мне массу воспоминаний. Самым ярким из них являлся, конечно же, разговор на поминках моего деда, случайным свидетелем которого, я оказался. Практически, все кто пришёл к бабушке выразить своё соболезнование уже разошлись. Оставалось всего несколько человек. Среди них выделялся высокий седой мужчина, который попросил бабушку выслушать его. Почему-то я думал, что разговаривать они будут в прихожей. А они прошли в гостиную. Откуда было мне, пятнадцатилетнему подростку, было знать, что я услышу нечто такое, что просто поразит меня. Я вошёл в эту комнату ещё до них и устроился в том самом глубоком бабушкином кресле, в котором потом так любила устраиваться Мирра. Из-за похорон я не спал всю ночь и мечтал вздремнуть.

Они не заметили моего присутствия. По мере того, как услышанное поражало моё воображение, я старался всё глубже врасти в кресло и остаться незамеченным. До конца жизни бабушки я так и не признался ей, что был свидетелем этого разговора. Он меня сразил наповал. Я, молодой дурачок, был уверен, что любовь – это всегда удел молодых. Как же я ошибался. Этот седой мужик начал разговор с бабушкой почему-то с очень жёстких обвинений:

– Что же ты его не уберегла? Как же ваши обеты? Как же ваши прекрасные планы? Если уж вам было предначертано жить долго и счастливо, то почему вы не умерли в один день? Почему же ты отпустила его одного?

Бабушка вначале просто молчала. Потом она мягко, почти что ласково, сказала:

– У тебя всё? Спасибо, что пришёл. Спасибо за соболезнование. Я и не надеялась, что ты, настолько занятой человек, найдёшь время для нас ,простых смертных, и соизволишь здесь появиться. Я очень благодарна тебе. И как бы ты ни старался ужалить меня, я знаю, что ты мне искренне сочувствуешь.

А потом я услышал звук поцелуя. И слова бабушки.

– Ну, зачем же целовать каждый пальчик в отдельности. Можно было просто поцеловать руку.

– Господи, боже мой. Наконец-то спустя сорок лет, я вновь целую тебя. Пусть даже в руку. Не было такого дня за все эти годы, когда бы я не мечтал об этом. Какой же я счастливец, что мне удалось дожить до того дня, когда я смог, наконец-то, это сделать.

– Не заводи сам себя. Не выдумывай того, чего не было.

– А что было?

– Да, ничего не было. Были два мальчика. Два друга. И девочка-соседка из их класса. Юношеская влюблённость. И мой выбор. Я до сих пор о нём не жалею.

– Неужели? Я был умнее. Я был во всём лучше и удачливее, чем он. Почему именно он? Неужели ты действительно любила его больше, чем меня? И не смей ничего отрицать. Не смей отрицать, что ты меня любила. Любила меня, а замуж вышла за него. Чисто женская логика. И в мыслях, и в поступках. Как же я проклинал тебя все эти годы. Мне показалось, что я дышать не смогу после этого. Не то что жить. Но как видишь, не сдох. Выжил. Хотя напивался каждый раз, когда видел вас вдвоём. Какая же всё-таки ты стерва! Ну, зачем ты так поступила?

– Да, ты с самого детства был завоевателем. Ты даже в класс врывался, как армия колонизаторов в слаборазвитую страну. Победить. Завоевать. Подчинить. Наверное, это были твои любимые глаголы. Ты и ко мне относился, как к добыче. Скажи я «да», ты поломал бы меня тут же. Как новую игрушку. Просто захотел бы узнать, что же у этой игрушки внутри. Все твои желания должны были бы стать законом для меня. Законом высшей инстанции. Решениями, которые не подлежат ни обжалованию, ни апелляции. А для него высшим законом всей его жизни были мои желания. Он только не молился на меня. Хотя и обожествлял.

– Ну, милая моя. По твоим словам, получается, что я ангел тьмы, а он ангел света. Сама же знаешь, что утрируешь.

– Ничего я не утрирую. Я была бы неправильной девочкой для тебя. Девочкой, которая испортила бы тебе всю твою жизнь. Отвлекала бы тебя от твоих великих целей. Ведь ты почти их всех достиг. А со мною навряд ли бы смог. Если я и любила тебя, то не настолько фанатично, чтобы отказаться от себя самой.

– А может ты разрешишь мне, хотя бы теперь, хоть немножко, пожить теперь рядом с тобой? Пока смерть не разлучит нас. Оттаять.

– Какой же ты идиот. Если у меня в двадцать лет хватило ума держаться от тебя подальше, то ты думаешь, что я сейчас стала глупее. Ты только с виду такой белый и пушистый. Нам с тобой противопоказано находиться вместе в замкнутом пространстве. Прощай.