И вновь все уловили странную холодность в его голосе. Тони попытался развеять это ощущение, громко прошептав:
—
Неплохой заход, Бонни.Не открывая глаз, Филип продолжил:
—
Вскоре я забросил ходить к Джулиусу. Как раз в это время подоспели траст-фонды моего отца, и у меня появились деньги, это позволило мне покончить с химией и всерьез заняться философией — у меня всегда был интерес к этой области, но главное, я верил, что где-нибудь в коллективной мудрости должно быть хоть какое-то средство от моей проблемы. В философии я был как рыба в воде и вскоре понял, что это и есть мое настоящее призвание. Я подал документы и был принят на философский факультет Колумбийского университета. Вот тогда-то Пэм и имела несчастье перейти ему дорогу. — Филип, все еще с закрытыми глазами, помедлил и глубоко вздохнул. Все взгляды были прикованы к нему, за исключением Пэм, которая упорно смотрела в пол. — Со временем я решил сосредоточиться на великой троице: Платоне, Канте и Шопенгауэре. Но, как выяснилось позже, из этих троих только Шопенгауэр был способен мне помочь. Я не только нашел в нем действенное лекарство, но и почувствовал странную близость к этому человеку. Как разумный человек я, естественно, не принимаю идеи о переселении душ в ее вульгарном смысле, но— Джулиусу не удалось тебе помочь, — сказала Пэм, — и все же ты опять к нему обратился. Почему?
— Он сам обратился ко мне.
— Ну конечно. Джулиус вот так взял и ни с того ни с сего обратился к
— Нет-нет, Пэм, — вмешалась Бонни, — это действительно так. Джулиус сам рассказывал, когда тебя не было. Не могу тебе все объяснить, я не слишком-то поняла…
— Все верно, — вмешался Джулиус. — Давайте, я попробую помочь. Узнав про диагноз, я несколько дней ходил сам не свой — не знал, как мне с этим справиться. Однажды ночью мне стало совсем плохо, и я задумался о смысле своей жизни. Я подумал, что скоро исчезну в небытии и останусь там навсегда, а если так, какой смысл было что-то делать, к чему-то стремиться?… Сейчас уже не припомню всю цепочку этих тягостных мыслей, помню только, у меня было такое чувство, что, если сейчас, сию минуту, я не ухвачусь за любую соломинку, я захлебнусь от отчаянья. Вспоминая свою жизнь, я в какой-то момент понял, что на самом деле в ней
— Так вот почему ты ему позвонил, — сказала Пэм. — Но как он попал в нашу группу?
— Не хочешь продолжить, Филип? — спросил Джулиус.
—
Я думаю, будет еще полезнее, если ты сам это сделаешь, — с едва заметной улыбкой ответил Филип.Джулиус вкратце перечислил все, что случилось дальше: неутешительный ответ Филипа, известие о том, что Шопенгауэр оказался лучше его, приглашение на лекцию, просьба Филипа о супервизии…
— Филип, я не совсем понял, — неожиданно вмешался Тони. — Если Джулиус не смог тебе помочь, какой резон было просить его о супервизии?