Шопинг с Санта Клаусом

Если вдуматься, Сереге не на кого было сердиться, кроме себя самого, — в новогоднюю сказку он вляпался по собственной глупости, точнее, по причине избыточного внимания к приказам начальства в лице все того же Вонюкова. В самом начале осени, когда на День округа в Сероземской торжественно открыли памятник Расказаченному Станичнику, полковник распорядился установить вблизи монумента милицейский пост для охраны устроенной вокруг памятника клумбы: некоторые потомки Расказаченного Станичника, к сожалению, имели общественно вредную привычку к неправедной прихватизации народного добра садово-паркового назначения. Полковник, строго предупрежденный о персональной ответственности главой района, застращал личный состав управления прозрачной угрозой:

— Ежели опять какая-нибудь сволочь мраморную плитку с бордюра сколупнет, дерн срежет, цветочки повыдергает или, не дай бог, голубые, прости господи, ели выкопает, я это все найду и знаете, куда засуну?

«Ясно, что не в клумбу!» — поняли смышленые подчиненные и приготовились тщательно охранять и травку, и цветочки, и особенно елочки, которые по причине своей крупногабаритности и колючести были бы особенно некомфортны в режиме воспитательно-карательного засовывания.

Несмотря на наличие охраны, одна из четырех поднадзорных елей исчезла ранним утром, когда утомленный вахтой сержант Петров «закрыл глаза на одну минуточку». Причем пропажу заметил не кто-нибудь, а именно старший лейтенант Горохов, навестивший священный монумент на рассвете с прозаической целью — накопать червей, во множестве содержащихся в щедро удобренной почве вип-клумбы. Далее в планах старлея, получившего законный выходной, стояла фантастическая рыбалка на зарыбленном пруду, однако при виде квадратной ямы в земле Серега напрочь забыл про удочки. Местоположение ямы в одном строю с тремя елочками ясно говорило, что ее создатель копал на клумбе отнюдь не червей.

Поспешно и безжалостно разбуженный сержант Петров ужаснулся перспективе и уговорил старлея Горохова не поднимать тревогу. Вместо этого два доблестных милиционера на личном автомобиле старшего лейтенанта рванули в ближайший лесопитомник и за две бутылки водки, приготовленные Гороховым для рыбалки, выторговали себе у сторожа эксклюзивное право выкопать одну елочку. Лопата, спасибо рыбацкой предусмотрительности старлея, у них была своя, так что третью поллитру милиционеры сберегли и позднее распили за благополучное завершение операции.

В половине восьмого утра статус-кво на поруганной клумбе был восстановлен — елочек снова стало четыре. А в половине девятого бригада озеленителей с лопатами и новой елью взамен неприжившейся и тихо удаленной ими ночью огласила центральную площадь удивленными возгласами и уместными, но нежелательными вопросами. Не меньше двух недель после этого при появлении сержанта Петрова и старлея Горохова сероземские милиционеры фальшивыми от подавленного смеха голосами напевали: «В лесу родилась елочка, в лесу она росла…».

Будь на то Серегина воля, он собственноручно скосил бы все елки в радиусе километра от станицы отцовской бензопилой!

Тем более муторным и противным стало для него спецзадание по патрулированию двух га лесопитомника, где зеленели молодые пицундские сосны и голубели, черт их подери, ненавистные старлею ели.

7

— Штоять, шуки, гуки ввегх! — хрипло проорал грубый мужской голос с характерным речевым дефектом алкогольного происхождения: крикун глотал звуки, превращая фразу в кроссворд.

Вдобавок он еще картавил и шепелявил!

Не будучи уверенной, что поняла сказанное правильно, я обернулась на крик и удивленно спросила:

— Что, простите?

— Я тя прощу! Я тя щас так прощу по башке, что мало не покажется! — доверительно пообещала дюжая красномордая тетка в обтрепанных спортивных штанах и жутко грязном свитере с прорехами, сквозь которые виднелась полосатая матросская тельняшка.

Прозвучало это убедительно, к тому же мадам уже высоко занесла правую руку с зажатой в ней бутылкой из-под шампанского. Я ойкнула и попятилась.

— Гуки, шуки! — продолжал орать дефективный.

Выглядел он устрашающе — как Франкенштейн из мира животных: красный нос тукана, глазные впадины расцвечены «под панду», в косматой бороде крошки и какой-то цыплячий пух. Разинутый в крике рот демонстрировал тотальную нехватку зубов. В руке монстр держал большой зазубренный нож.

Жуткая парочка до того напоминала безобразно спившихся и опустившихся Лису Алису и Кота Базилио, что я ассоциативно покосилась на Васю-Пьеро. Мой спутник уже стоял с поднятыми руками, и я со всей определенностью поняла, кому вот-вот достанется роль несчастного простака Буратино, под бандитским нажимом расстающегося с золотыми монетами.

— Кошелек или жизнь! — подтверждая мою догадку, сказала мадам с бутылкой.

Свободной рукой она вырвала у меня бювар с немецким контрактом и не глядя сунула его в обширную прореху свитера, плотно зафиксировав добычу между вязаным полотном и тельняшкой.