Шопинг с Санта Клаусом

Александр Андреевич все еще не пришел, и сидеть, как сирота мексиканская, дожидаясь его появления, я не собиралась. Пусть теперь он меня подождет!

Я соскочила с диванчика и бодрым шагом направилась к выходу, даже не подумав, что не одета для вечерней прогулки по зимнему парку — текила и журналистский азарт подогревали меня изнутри. Да и не тянул на гордое звание парка микроскопический зеленый оазис, цветом и размером напоминающий подгнивший пучок салата.

— Ау! Кто тут есть? — позвала я, войдя в чахлый скверик по гравийной дорожке, скрипящей под ногами почти так же противно, как песок на зубах.

Над моей головой нависали черно-бурые дубовые ветви, с них то и дело шлепались тяжелые капли, способные за весьма непродолжительное время испортить мою свежую прическу.

— Ну, где же вы? — крикнула я, раздражаясь и начиная замерзать.

— Идите сюда! — послышалось совсем рядом.

Я обняла себя за плечи и пошла на голос. Свет фонарика ударил мне в лицо, вынудив зажмуриться, тут же скользнул в сторону, пропал и снова вернулся — совсем как луч пограничного прожектора, нащупавший в море чужое судно. Дальше по сюжету должна была взреветь сирена, но послышался только окрик:

— Ленка, стой! Ты куда?!

Встревоженный голос Александра донесся со стороны гостиницы. Я оглянулась, но ничего не увидела: в глазах, ослепленных «прожектором», плавали цветные пятна.

— Са…

Позвать друга я не успела. Твердая мозолистая ладонь зажала мне рот, а крепкий, как дубовая ветка, локоть сдавил мое горло. Я поняла, что чувствует воздушный шарик, когда его туго-натуго перетягивают ниткой, и для полноты образа и подобия даже взлетела. Не так высоко, как воздушный шар — в дубовую крону не въехала, — но сцепление с гравием потеряла и задергалась, беззвучно протестуя.

— Вякнешь — я и тебя задушу! — уверенно пообещал мне в ухо уже узнаваемый голос.

«Ну, вот! — совершенно некстати обрадовался мой внутренний голос. — Еще одна идиотка сэкономила денежки! Смотри, тебе совершенно задаром позволили узнать, кто задушил Юрика Солнцева!»

Ответить я, разумеется, не могла — не хотела разделить судьбу гадкого Юрика.

— Шевелись! — шикнул убийца. — Живо, топай и помалкивай!

Меня поставили на ноги и тут же дернули за шиворот, заваливая назад. Мой инстинктивный порыв к сопротивлению намертво задавила мысль о том, как безобразно растянется ворот хорошенькой розовой кофточки, если мы с убийцей начнем игру в тяни-толкай. Я бросила исполненный сожаления взгляд на освещенный фасад отеля, перечеркнутый ветвями разделяющих нас деревьев, и с прискорбием повиновалась чужой злой воле.

Злодей протащил меня через скверик и с разбегу зашвырнул в открытую дверь автомобиля. Будь противоположная дверь тоже распахнута, я бы просвистела по скользкому сиденью насквозь и вывалилась на дорогу с другой стороны, но та дверца была закрыта. Я въехала в нее головой, машинально посетовала, что прическа моя теперь испорчена так же, как кофточка, а в следующий момент почувствовала жуткую боль: этот гад уселся мне на ноги! И тут же улегся! Еще поворочался, словно стараясь устроиться поудобнее!

«Как татарский хан на телах плененных русских витязей!» — внутренний голос вспомнил исторический прецедент, зафиксированный в летописях.

— Хочешь еще пожить — лежи тихо! — дохнул мне в ухо последователь татарского хана.

Хлопнула дверца, потом еще одна. Водительское сиденье скрипнуло, принимая в себя другого оккупанта. Негромко заурчал мотор, машина тронулась, а этот гад, придавивший меня, как злая кошка бедную мышку, противно хихикнул:

— Тише едешь — дольше будешь!

— Остроумный, гад, — угрюмо пробурчал мой внутренний голос.

Кажется, впервые в жизни меня совершенно не обрадовало проявленное мужчиной чувство юмора.

Мысль о том, что убивать меня будут весело, с шутками и прибаутками, на оптимистичный прогноз развития событий не тянула.

31

Инспектор Виккерс — уже не при исполнении — сидел в своем любимом кресле с потертой гобеленовой обивкой и неспешно попивал собственноручно приготовленный глинтвейн. Напиток получился в меру горячим, сдобренным специями не чересчур, а в самый раз. Было очень приятно потягивать ароматное вино, поглядывая в окно, за которым дождь и ветер уже соткали серые, как холстина, сумерки.

— Айн, цвай, драй! — взглянув на часы, скомандовал Руди, и фонари во дворе соседей послушно загорелись розовым.

Лампы медленно меняли цвет: сначала на желтый, потом на белый и, наконец, на светло-голубой. Большой фонарь у крыльца сделался похож на бледный цветок крокуса, а те маленькие, что протянулись по дальней стороне участка, напоминали дырочки на ремне. Аккуратные маленькие проколы, сделанные толстой иглой.