Шотландец в Америке

— Что там еще? — проворчал повар, а когда Терри показал ему сломанный зуб, выразился предельно ясно.

Габриэль не понимала, в чем ее ошибка. Джед велел ей насыпать в кастрюлю пять фунтов бобов, и она точно все исполнила.

Однако повар сверлил ее негодующим взглядом своих слезящихся светло-голубых глаз.

— Сукин ты сын, — сказал он. — За какие грехи господь наслал тебя на мою голову?

Габриэль, ничего не понимая, изумленно вытаращила глаза.

— Дураку ясно, что в бобах полно песку, — сказал он наконец, — каждому, у кого есть хоть капля здравого смысла в голове.

Габриэль все еще ничего не понимала, и это вызвало новый поток вдохновенной брани.

— Торговцы всегда примешивают к бобам песок и гравий, чтобы весу было побольше, — объяснил наконец повар. — Их надо перебирать.

— Я не знал.

— Любой осел это знает, — сердито проворчал Джед. — Я тебя теперь близко не подпущу к фургону.

Габриэль едва не провалилась сквозь землю от стыда. За что бы она ни взялась — все делала не так. Она хотела сглотнуть, но горло перехватило от слез и отчаянья. Да, она видела песок на дне кастрюли, но не заметила его в ковше, которым брала бобы. Через две минуты Джед снова погнал ее за сухим навозом. Теперь она хотя бы не маячила у повара на глазах, может, он забудет о ней. Вспомнив обрушившийся на нее шквал оскорблений, девушка поморщилась, словно от боли.

И все же случай с бобами был не так ужасен, как катастрофа с кофе. Гэйб всегда жила с родителями либо в гостинице, либо в меблированных комнатах и ни разу в жизни не варила сама кофе. Поэтому когда Джед приказал приготовить такой крепкий кофе, «чтобы всплыла подкова», девушка поняла его буквально. Обнаружив в бакалейном отсеке кофе в зернах, она спросила, сколько взять. Пространно объяснив, что даже дурак знает, как варить кофе, он проворчал, что надо "взять фунт, залить водой, кипятить тридцать минут, бросить в него подкову и, если она не «сплывет, добавить еще кофе». Рецепт показался Габриель сомнительным, но она не решилась переспрашивать, так как это неизменно вызывало раздражение и насмешки. Джед явно был уверен, что варить кофе умеет каждый. А Гэйб последовала его указаниям — только подкову не бросила. И не ее вина, если никто ей не сказал заранее, что кофейные зерна следует сначала смолоть.

К несчастью, первым, кто попробовал ее стряпню, оказался Кингсли. Он налил чашку и, не глядя, сделал глоток. Реакция была мгновенной: Кингсли тут же плюнул и покраснел как рак. На ее счастье, слова, которые он при этом произнес полушепотом, были неразборчивы и совершенно непонятны.

А вот комментарии Джеда оказались вполне ясны. Габриэль доводилось слышать весьма замысловатую брань в театре, но все, что она там слышала, бледнело перед фантазией лагерного повара. Впрочем, и это было детским лепетом по сравнению с его красноречием, когда он обнаружил, что Гэйб выкинула дрожжи. По виду и запаху она решила, что это испорченный продукт. Откуда ей было знать, что это такое?

Ее на трое суток изгнали из хозяйственного фургона и только сегодня дали еще шанс. И вот результат — этот шанс Габриэль тоже упустила и не могла понять, почему это ее беспокоит. Она здесь не для того, чтобы научиться готовить или кому-то понравиться, а чтобы восстановить справедливость.

Ее даже смешил воинственный Джед, но огорчали собственная неумелость и ее последствия. Если бы только у нее была поваренная книга! Или Джед хоть чему-то ее научил… Но ни того ни другого не было, и Гэйб оставалось надеяться только на свои умственные способности. Кулинарного таланта бог ей, по-видимому, не дал.

Габриэль села на сухое бревно и невольно рассмеялась. У кофе действительно был весьма странный вкус, а лицо Джеда, когда он обнаружил пропажу драгоценных дрожжей, она запомнит на всю жизнь: полное неверие и безграничный ужас! И она бы расхохоталась, но только боялась, что повар вышвырнет ее. А ей просто необходимо здесь удержаться, чтобы выполнить свою миссию.

Эта мысль отрезвила ее. Габриэль была по-прежнему убеждена, что именно Кингсли нанял убийцу отца, и все еще подозревала, что этим наемным убийцей мог быть Дрю Камерон, однако полной уверенности не было, и пока она не знала, как проверить свои подозрения. Габриэль редко видела шотландца, а когда видела — он так ее смущал, что она теряла способность думать. На стоянках он обычно не сводил с нее глубокого пронизывающего взгляда своих блестящих золотистых глаз. А когда Дрю не наблюдал за ней, то неизменно говорил или делал ей что-нибудь хорошее — по крайней мере, его слова и поступки казались хорошими, а это повергало Габриэль в еще большее смятение.

В доброте Дрю Камерона она не нуждалась. Она не хотела ни говорить с ним, ни испытывать к нему симпатию — но больше всего не хотела, чтобы сердце ее трепетало, как мотылек, при одном взгляде на Дрю Камерона. Нельзя испытывать расположение к человеку, который мог быть убийцей, и тем более убийцей ее отца.