Шотландская любовь

Стоит ли говорить ей, что она навеки лишила его возможности быть с другой? Это, конечно, не совсем так, но здесь и сейчас он остро это чувствовал.

Гордон посмотрел на треснутые ветхие ставни – и порывистым движением распахнул их, как будто не мог дольше выносить замкнутого пространства. Удар ставня о стену грянул, как ружейный выстрел.

Утро выдалось солнечным, но теперь небо потихоньку затягивали облака – погода была неустойчива, как и его настроение.

– Ты вправду направляешься в Гэрлох показывать свои красивые ноги?

– Красивые, говоришь? Такие же красивые, как мой зад?

Шона проигнорировала заданный вопрос. Любой другой на его месте преисполнился бы трепета от ее хмурого взгляда.

Гордон подошел к ней – она до сих пор мялась на пороге, – обнял и притянул к себе. Он медленно вдохнул – аромат оживших воспоминаний…

– Шона, с таким лицом ты похожа на скучную старую деву, – сказал он, обводя пальцем ее губы.

– Я никак не могу быть старой девой. – Она сделала шаг назад. – Я уже была замужем.

– Да, мне это известно.

Разве он мог об этом забыть?

Казалось, она хотела что-то сказать, но сдержалась. Потом Шона отвела глаза.

– Ты все время на меня смотришь, – проговорила она в конце концов. – Как будто только и ждешь, что я потеряю лицо. Споткнусь, ошибусь. Выставлю себя идиоткой. – Она вскинула руки. – Бог свидетель, в последнее время со мной это часто бывает. Наверняка я тебя очень позабавила.

Если он улыбнется, она не обрадуется. Поэтому Гордон постарался сохранить невозмутимый вид.

– Думаешь, я поэтому за тобой наблюдаю?

Она взглянула на него:

– Только не нужно отпираться!

– Зачем же мне отпираться? – Гордон пожал плечами. – Я и вправду на тебя смотрю.

Она кивнула:

– Как будто я ягненок, а ты голодный волк.

– Твое сравнение недалеко от правды. Я чувствую голод, Шона. Но пища здесь ни при чем.

– Ты ищешь мести?

Он рассмеялся:

– Мести? Возможно.

Она залилась краской, завитки волос прилипли к щекам. Строгое платье тщательно скрывало от посторонних глаз изгибы ее тела, но он и так прекрасно их помнил.

Она хмурилась – как будто в ясном небе темнела грозовая туча, сверкала глазами, дразня его, как делала это всегда.

Шона Имри. Надменная и неприступная.

Его пронзила вспышка вожделения. И сразу стало понятно: он чувствовал не гнев и не боль предательства. Нет, это желание, чистая, отчаянная потребность в ней.

Он хотел ее. Семь лет он не притрагивался к ней – и от этого хотел лишь сильнее. Он жаждал, чтобы она стонала и всхлипывала под ним, извивалась, выгибалась дугой, чтобы призналась, что он нужен ей, как никто другой. Он любил юную девушку, но эта женщина его волновала, околдовывала, влекла к себе с неодолимой силой.

Может, ему просто нужна женщина? А ей? Нужен ли ей мужчина?

Он пытался забыть ее слова, но тщетно: воображение вновь и вновь подкидывало ему картины ее супружеской жизни с графом Мортоном.

Гордон медленным движением прижал ее к себе еще плотнее. Она снова поджала губы и нахмурилась. Но он отметил про себя, что держит ее не очень крепко, а она даже не пытается вырваться.

– Я не думал, что ты станешь ревновать, Шона Имри.

– Я не ревную. – Она отвернулась. – И я уже не Имри.

– Для меня ты навсегда останешься Шоной Имри, дорогая.

Она посмотрела на него широко распахнутыми глазами:

– Не называй меня так, Гордон. Ты не имеешь права.

– А кто имеет больше прав на это, чем я? Ты когда-то подарила мне свою невинность и свое сердце.

Он наклонился к ней – и удивился: она не отстранилась!

Прикосновение губ к губам как будто перенесло их в другое время. В то время, когда он был неопытен и юн, и она помогала ему учиться.

Он ощутил, как в душе взметнулись чувства, и сам себя предостерег от этого. Он может сколько угодно вожделеть Шону Имри, но он не должен снова в нее влюбляться. Боль первого предательства так и не утихла за семь долгих лет.

Его руки заскользили по ее спине, он обнял ее еще крепче. Шона издала глубокий горловой звук и наклонила голову, чтобы сделать поцелуй еще глубже.

Ему хотелось трогать ее везде, раздеть донага при свете дня, покрыть поцелуями каждый сантиметр атласной кожи, заставить ее дрожать и вскрикивать от наслаждения. Она всегда вздыхала, когда он целовал ее грудь и изгиб талии. Иногда, в разгар любовной игры, он пробегал пальцами по ее лодыжкам и ступням до самых пальчиков, щекотал, заставляя смеяться.

Она стала его первой любовницей, и он сомневался, что когда-либо сможет ее забыть.

Когда он отпустил ее, она не отстранилась, только прижалась лбом к его мундиру. Прикосновение ее волос к одной из медалей напомнило ему о том дне, когда они в последний раз виделись перед войной.

Шона пришла проводить Фергуса на корабль, и когда он заглянул ей в глаза, то заметил там вспышку удивления. Они не разговаривали, только кивнули друг другу, как почти незнакомые люди. Рядом с Шоной стоял ее муж, и Гордона неприятно поразил возраст этого человека. Тогда Гордон понял, что Шона предпочла простому солдату человека с титулом.

Жаль, подожди она несколько лет, он вернулся бы к ней баронетом. Но конечно, графом ему не стать.