Шоу обреченных

— Простите, вы сказали опять? — обратилась Света к пожилой женщине.

— Так она же эпилептик. — Старушка удивленно посмотрела на Свету, недоумевая, что та не знала этого факта. — Почитай, полжизни мается.

— А вы давно ее знаете?

— Ровно столько, сколько они здесь живут, — ответила старушка и изучающе прищурилась. — А с какой целью интересуетесь?

— Ах, простите. — Света залезла в сумку, вынула удостоверение и, раскрыв, добавила: — Красавина Светлана, мы расследуем обстоятельства исчезновения Юлии Продан.

— И году не прошло, — фыркнула старушка. — Меня зовут Алевтина Викторовна, я ее соседка. — Она указала пальцем на отъезжающий автомобиль неотложки. — Я так понимаю, вы что-то хотите спросить?

Света утвердительно кивнула и убрала удостоверение обратно в сумку.

— Пойдемте ко мне, — предложила Алевтина Викторовна, — зябко тут. — Кряхтя и причитая, она направилась в подъезд.

Они поднялись на третий этаж и вошли в квартиру, расположенную напротив квартиры Продан. К Светиному удивлению, в помещении отсутствовал запах старости, наоборот, цветочный аромат витал по квартире, создавая атмосферу ботанического сада.

— У вас много цветов? — спросила Красавина, снимая плащ.

— Да, я люблю цветы. Проходите, сейчас чаю приготовлю. Вам с медом или с вареньем?

— Мне кофе, если можно, — с легкой улыбкой ответила Света.

— Прости, дочка, кофе не держу. В моем возрасте кофе пить вредно для сердца, — мягко, по-матерински проговорила Алевтина Викторовна, незаметно для себя перейдя с Красавиной на ты. — Иди в комнату, располагайся.

Света переступила порог и обмерла. На секунду ей показалось, что она попала в тропические джунгли. Комната утопала в зелени, захватившей большую часть и без того маленького помещения.

— Вижу, тебе понравилась моя оранжерея? — спросила Алевтина Викторовна.

— Признаться, я и вправду поражена. Как у вас времени хватает ухаживать за всеми этими растениями?

— Времени у меня хоть отбавляй, — усмехнулась старушка. — Я же на пенсии. Вон, садись на диван, — сказала она и похлопала Свету по плечу.

Красавина присела и сложила руки на коленях. Алевтина Викторовна опустилась на стул и, пристально вглядываясь Свете в глаза, спросила:

— Говори, что тебя интересует?

— Вы хорошо знали Юлю?

— Она мне была как родная, — со вздохом проговорила старушка, — с рождения с ней нянькалась. Мать как мужа схоронила, так и забросила ею заниматься, все только работала и работала, а когда не работала — пила. Вот и приходилось мне с ней сидеть. Нет, ты не подумай чего плохого, Ирка, она ведь не запойная, просто тяжко ей было, сама посуди, одна, да с малым дитем на руках, а время-то какое было, страшно вспомнить. Всем домом помогали, а мне так за радость было с Юлечкой потутушкаться. Моя дочка как выросла, вышла замуж за иностранца и укатила к нему в Германию, а про меня забыла. — Она всхлипнула и вытерла ладонью побежавшую по щеке слезу.

— Давно у Ирины Сергеевны припадки начались? — спросила Красавина, видя, что разговор принимает форму семейных воспоминаний.

— Да вот тогда и начались, когда муж скончался, царство ему небесное. Прям на похоронах и шандарахнуло. Врачи сказали, это у нее от нервного истощения, со временем, мол, пройдет, но не прошло. Как перенервничает, так и в тряску. Правда, до «Скорой» редко доходило, само как-то успокаивалось.

— А из-за чего она нервничала?

— Так из-за Юли и нервничала, она хоть и хорошая девочка, а нет-нет да и выкинет что-нибудь этакое.

— Что, например?

— Всего не упомнишь. Раз на дерево забралась, котенка, видите ли, снять, застрял он там. Забраться то забралась, а вот слезть? Мужики наши полезли ее снимать, а как? Ветки тонкие, того гляди обломятся. Мать в истерике. Пожарных вызывали. Они лестницу свою подняли и спустили горемыку на землю. Ох, ей тогда досталось, — с доброй улыбкой вспомнила историю Алевтина Викторовна. — А раз пропала. Кинулись искать, нет нигде. А она в подвал забралась, там дворняжка ощенилась и убежала куда-то. Вот Юля и сидела с ними всю ночь, грела своим телом, пока их мать не вернулась. Она по животным вообще с ума сходила. Как подросла, школу окончила, в институт устроилась, в общество защиты животных поступила, сказала: «Баба Аля…» — она меня Алей зовет, — «Баба Аля, я теперь защитник животных, буду их права отстаивать».

— Что за общество? — перебила ее Красавина.

— Не знаю, только мне эта затея сразу не понравилась. Говорю ей: «Окстись, какие у животных права?» — а она мне: «Ничего ты не понимаешь, они братья наши меньшие».

«Жизненная позиция в соцсети», — отметила про себя Света и спросила:

— А чего в этом плохого, если девочка захотела животных защищать?

— Так-то бы ничего, только методы уж больно нехорошие. Я бы даже сказала «террористские» какие-то.

— Террористические? — уточнила Света.

— Вот-вот, они самые. Это ж надо такое придумать, стекла в магазине шуб побить или щит с рекламой шампуня краской испоганить. Какая это защита животных? Вредительство одно.

— А откуда вы об этом знали?