Шпион федерального значения

Террорист-смертник, взорвавший полицейских, с точки зрения своих тоже был героем, защищавшим свой народ. Тоже не пожалев ради этой святой цели своей жизни…

Командир, пославший его на смерть, был трижды героем. Потому что его считали героем его друзья-арабы, которые знали, что он приговорен израильскими спецслужбами к смерти и что после этого взрыва охота за ним усилится. И считали героем евреи, внедрившие его в арабское подполье, так как понимали, что если он провалится, то его бывшие соратники подвергнут его неизбежной и мучительной смерти. И, кроме всего прочего, он был еще героем России, где его мужество и героизм оценили Золотой Звездой. Потому что, работая в интересах своей Родины, он каждый день ходил по лезвию бритвы, рискуя быть разоблаченным арабами — как израильский шпион или евреями — как русский. Что ни те, ни другие ему, конечно, не простят.

Поэтому и герой!

Потому и трижды!..

Конечно, с точки зрения арабов планируемый им теракт в полной мере не удался.

Но враги все же погибли.

Наверное, как могли посчитать евреи, чьи сограждане погибли, этот теракт можно было предупредить и обойтись совсем без жертв, захватив или пристрелив террориста на подходах к остановке.

Но тем можно было невольно подставить Араба, потому что не может такого быть, чтобы ни одна из планируемых им акций не удалась. Подобное повторяющееся из раза в раз хроническое невезение рано или поздно вызовет у арабов подозрения…

Наверное, против теракта могли выступить в Москве, предложив ему уклониться от участия в сомнительной акции. Но тогда русские потеряли бы ценного агента, которого могли заподозрить в нечестной игре сразу две стороны, на которые он работал, — арабы и евреи.

При таком раскладе полицейские были обречены. Потому что кто-то в этой акции должен был обязательно погибнуть. Лучше полицейские, чем мирное население!

А как иначе?

А иначе — никак!..

Глава 54

Кто ж знал, что все так случится?

Что из-за чеченской девушки русского солдата Сашку Мохова вначале посадят в тюрьму, а потом выпустят, потому что он пообещает на потерпевшей жениться и она изменит свои показания. И что вместе со свободой он получит досрочный дембель. То есть, оказывается, не все так уж плохо, как ему вначале казалось!..

Сашка Мохов вышел из ворот тюрьмы и зажмурился от ударившего в глаза солнца. И еще от ощущения свободы! Он зажмурился и поэтому не увидел, как навстречу ему из-за угла кто-то бросился.

У Сашки все было хорошо — он освободился, отслужил и мог отправляться домой. Прямо сейчас!

Когда он открыл глаза, перед ним стоял. Стояла…

Черт побери!..

Это была Фарида. Ее лицо было закутано в платок так, что видны были только глаза. Которые смотрели на него.

Под глазами и возле глаз были какие-то тени. Синие.

Фарида стояла в двух шагах от него, не приближаясь, но и не уходя, стояла молча и покорно, как положено чеченке. Потому что чеченские женщины не должны выражать своих чувств. Даже наедине. А уж тем более на улице… Она стояла, ожидая, что ей скажет ее мужчина. Что он скажет — то она и сделает.

Когда Фарида изменила показания, отец избил ее. Даже не за то, что она выгородила русского солдата, а за то, что посмела ослушаться. Фарида собрала в узел свои вещи и ушла из дома. Потому что следователь сказал, что русский солдат на ней обязательно женится. И потому что тот сказал то же самое — сказал, что они поженятся и он увезет ее к себе домой.

Фарида поверила им, так как знала, что мужчины слов на ветер не бросают. И еще потому, что терять ей было нечего — все, что могла, она уже потеряла. Теперь уже никто не возьмет ее замуж и не будет общаться с ней так, как раньше…

Сашка стоял дурак-дураком, не зная, что делать!

И Фарида стояла.

Они торчали перед воротами следственного изолятора, и на них уже с интересом поглядывали прохожие.

— Давай пойдем, что ли? — сказал Сашка, нервно озираясь по сторонам.

И, повернувшись, быстро пошел.

Чувствуя, слыша, что Фарида пошла вслед за ним.

Потом они проголодались и купили еду на базаре — каких-то овощей и хлеб. И пошли на ближайший пустырь, укрывшись в полузаросших травой руинах дома. Фарида ловко и быстро собрала «на стол» и села рядышком, глядя, как Сашка ест.

— А ты чего не ешь? Ты тоже ешь! — смущенно сказал Сашка.

Фарида отломила кусочек лепешки.

Потом, наевшись, он придвинулся к ней поближе и стал гладить рукой, вначале довольно робко, но все более и более уверенно, привлекая ее к себе. Она не сопротивлялась, она прижалась к нему и сделала все, как он хотел…

Они ходили вместе весь день.

А потом как-то так получилось, что они оказались в одном автобусе. На соседних сиденьях.

В принципе, Сашке было все равно. Он не силком ее тащил — она сама шла. Фарида не была уродкой, хотя и была «черной», была молода и была удобна во всех отношениях. Она не капризничала, не жаловалась, отдавала ему последний и самый вкусный кусок и в любой момент готова была услужить. Она была незаметна и незаменима.

Русские девушки такими не бывают.