Шпион федерального значения

Но не его земляки! У его земляков все было иначе, по крайней мере так показалось ему. Его беду они приняли как свою и помогали, как если бы это была их беда!

Он мог сравнивать, и сравнение было не в пользу прежней его жизни! В пользу — нынешней.

— Ты болван! — сказали бы ему его школьные приятели, узнав, что он решил поквитаться за своего отца, поставив на кон свою жизнь.

— Ты молодец! — хвалили его чеченцы.

Там он был мальчиком, здесь — мужчиной!

Обычаи его народа были понятны юношескому максимализму и были созвучны ему. Ведь в молодости все так просто: враг — это враг, врага нужно ненавидеть, не прощать ему обид и мстить за причиненные страдания. За друга — стоять горой, не щадя живота своего! Друга, ставшего врагом, — презирать и уничтожать, потому что он даже хуже, чем враг! В общем, кто с нами — тот наш, а кто не с нами — тот против нас!..

Его народ жил так, а не иначе, и, значит, он должен жить так же. Так же, как его отец!..

Выбор был сделан — Гази вернулся к своему народу и был принят им! Как был до него принят его отец…

Глава 35

«Дурак! — думал Ваха Мадаев. — Вот дурак! Ну есть же на свете такие дураки!! Бросить Европу, где, судя по его же рассказам, настоящий рай, и добровольно приехать в Чечню?..»

Эх, ему бы вместо него туда!.. Но его послали не туда, послали сюда!..

Ваха оказался в одной компании с Гази Асламбековым, но, в отличие от него, оказался не по своей воле, — он хотел заработать и поэтому согласился перегнать в Москву автомобиль, но его повязали русские менты и кинули в камеру к уголовникам, которые отвели кавказцу место возле параши, а когда тот возмутился, хотели опустить его. Он бы убил их всех, но их было слишком много! Он все равно найдет их и зарежет!..

Ваха и сейчас скрипел зубами, когда вспоминал камеру, себя, стоящего со сдернутыми штанами, на коленях, на холодном бетонном полу, и возбужденно сопящего сзади русского урку…

Ваху Мадаева вытащили из камеры, дали кличку Ходок и отправили обратно в Чечню.

Генерал Самойлов отправил, о котором он не знал и имени которого даже не слышал, потому что с ним работал только один, который был его куратором, оперативник. Испуганный Ваха согласился подписать бумаги, чтобы сбежать, вырваться домой, но хитрые менты подстроили ему ловушку. Они вызнали у него имена и арестовали нескольких его земляков, пригрозив, что скажут им, кто их заложил. Это было бы равносильно смертному приговору, потому что тогда он обрел бы сразу несколько врагов.

От русских ментов он мог сбежать, от чеченцев — нет!

Ему не оставалось ничего другого, как покориться, надеясь — не сейчас, не сразу, но потом — он обязательно как-нибудь выкрутиться!..

Его игра напоминала потуги мышки, пытающейся сбежать от забавляющейся с ней и нагуливающей аппетит кошки. Или запутавшейся в паутине мухи, которую старательно пеленает молчаливый и быстрый паук.

Никуда Вахе не деться! Система взаимоотношений тайного агента и его хозяев, выстроенная столетиями, не дает жертве никакого шанса и строится по пословице: коготок увяз — всей птичке пропасть! Исключения бывают, только когда рушатся системы и горят полицейские участки и архивы охранных отделений. Что интересно, самыми первыми горят!..

Влип Ваха… Не первый влип и уж точно — не последний!

Эх, жаль, что не он, а этот баран попал в Европу, он бы сидел там всю жизнь, носа не высовывая! — сожалел и вздыхал, завидуя и жалея себя, Ваха.

Ваха был чеченцем, но не был патриотом.

У Вахи не было никакой идеологии. Кроме любви к деньгам.

Не было никаких убеждений — кроме убежденности, что богатым быть лучше, чем бедным.

В его желании разбогатеть его не сдерживала никакая мораль: что приносит богатство, то и хорошо — искренне считал он.

Он готов был ради денег грабить. И готов был убивать, если жертва не согласится отдать ему деньги добровольно.

И убивал. И грабил.

После чего его не терзали сомнения — кроме сомнений, все ли он взял или там что-то осталось.

Слабость он презирал. Любое сострадание, жалость или прощение истолковывал как слабость. И поэтому никакой благодарности за них не выказывал.

Убедить его могла только сила, которую он уважал даже больше, чем деньги. Потому что более сильная, чем он, сила могла отобрать отобранные им у слабых деньги.

Вот и вся философия…

Таких типов полно в любой стране мира. Но больше там, где местное население издревле занималось грабежом соседних территорий, нападая на мирных землепашцев, скотоводов и ремесленников. Как, например, в древней Скандинавии. Или в Чечне. Или в племени мумбо-юмбо.

Вербовать таких агентов легко, потому что их реакции просчитываются на много ходов вперед, вплоть до самого конца партии. Правда, в какой-то момент они могут стать неуправляемы и попытаться сделать неверный ход — шарахнув партнера шахматной доской по башке. Поэтому с ними лучше играть под присмотром пары вставших с боков штангистов, которые периодически крутят их в бараний рог.

Вахе продемонстрировали силу, и он притих и стал покладист. И стал «стучать» на своих. Кроме страха, еще и за деньги.