Шпион, который спас мир. Том 2

— Повторяю, — сказал Пеньковский, — что любая уступка будет расцениваться Хрущевым как проявление нашей слабости. Между прочим, все это — следствие той проблемы, которую вы сами создали в 1956 году в Египте во время суэцкого кризиса. (Англичане и французы атаковали египетские войска в Суэце, и Израиль вошел в Синай после того, как президент Насер национализировал летом 1956 года Суэцкий канал. Под давлением Объединенных Наций французы и англичане вывели свои войска из района Суэцкого канала, а израильтяне покинули Синай.)

На самом деле то, что вы еще терпите Кастро на Кубе, Хрущев считает своим достижением. Видите ли, противоречие в том, что, если вы пытаетесь строить с ним отношения на разумной, гуманной основе, он воспринимает это как доказательство слабости^{52}.

— Рассчитывает ли Хрущев на то, что армия в случае войны будет ему верна? — спросил Кайзвальтер.

— Какому-то проценту войск он доверяет, но в целом он в них не уверен. Вот почему он так рассчитывает на ядерное оружие. Вот почему он утверждает, что любой локальный конфликт перейдет в атомную войну. Это абсурдно, это только доказывает его исключительную агрессивность. Он пытается запугать людей, и наших, и своих^{53}.

— Если союзникам удастся отстоять доступ к Берлину, может ли Хрущев начать в этом случае тотальную войну? — мрачно спросил Кайзвальтер.

Пеньковский, не раздумывая, ответил, что, несмотря на свои угрозы, «Хрущев не хочет мировой войны и попытается одержать локальную победу над союзниками, но если он почувствует, что сил у него достаточно, чтобы убрать США и Англию — лидеров НАТО, то, возможно, он нанесет удар первым. Даже несмотря на то, что раньше Генштаб и советская внешняя политика осуждали концепцию внезапной атаки, как у Гитлера, теперь они пришли к точке зрения, что преимущество на той стороне, которая первой наносит внезапный массированный удар, и они готовятся к тому, чтобы суметь это сделать.

Хрущев не может собрать достаточно сил для одновременного удара по всем потенциальным врагам, поэтому он уделяет особое внимание США и Англии, прикидывая, что остальные союзники не будут держаться вместе, так как у них мало общего и они захотят только выжить. Вывод: если он не откажется от своих диких предложений и невыполнимых условий, мы должны ударить первыми, иначе он может нанести удар нам»^{54}

.

Кайзвальтер спросил Пеньковского: «Что думают военные высших рангов о взглядах Хрущева на советскую политику в Германии? Поддерживают ли они Хрущева?»

— Министр Малиновский полностью поддерживает Хрущева, хотя про себя, может, и думает, что, вероятно, не время идти на такой риск. Никто не может открыто выступать против Хрущева. Таких просто уберут. Каждый боится потерять свое место. Вы думаете, Чураев хочет расстаться со своим цветником в 20 000 кустов роз? Они скорее будут смотреть, как все горит синим пламенем, и сгорят сами, чем скажут сейчас что-нибудь против, за что их сместят^{55}.

— Если Хрущев хорошо осведомлен о превосходстве западного оружия над советским, как он может быть столь самонадеян? — спросил Кайзвальтер.

— Видите ли, он чувствует, что Запад не вполне подготовлен. Он чувствует, что Запад был бы очень сильным при лучшей организации, но так как внутри НАТО существуют разногласия, то, возможно, некоторые страны выйду! из НАТО, и в этом слабая сторона Запада.

— Он не признает, что у Запада явное преимущество в вооружениях? — повторил Кайзвальтер.

— Он признает нашу (Запада) силу, но чувствует, что противоречия внутри НАТО достаточно сильны, что, несомненно, ему на руку. Он предвкушает победу из-за этого, — сказал Пеньковский. Он намекал на то, что в НАТО не могли прийти к соглашению по злополучным многосторонним ядерным силам и боялись, что Западная Европа станет первой военной ядерной зоной^{56}. Туманные слова Шерголда о Франции и боязнь, что Советы проникли в секретные французские службы, были доказательством серьезной озабоченности, но по большому счету они не сомневались в силе и единстве Запада. Хрущев слишком полагался на несходство стран внутри НАТО и недооценивал объединяющий их страх перед ним.

Шерголд, прежде чем отправиться спать, жаждал поговорить о Винне.

— Во имя будущего нашей операции нам надо помнить, что для Винна чрезвычайно важно делать что-то для фирм, которые он представляет. Он кучу времени провел, шатаясь по Парижу. Он не выполнил своих заданий. Ему надо ехать в Югославию, нельзя оставаться здесь. В противном случае он потеряет работу и виды на будущее, — сказал Шерголд.

Пеньковский ответил, что Винн ему говорил о том же. Винн еще на день-другой останется в Париже, чтобы показать ему город, а потом поедет в Югославию. Когда они с Винном обедали, по словам Пеньковского, Винн забыл деньги.

— Мне пришлось дать Винну денег, чтобы он заплатил за наш обед. Он хороший парень, и мы от него в восторге. Он немного эгоистичен, конечно, но честен и много для нас сделал. Ему надо и дальше помогать, как — это ваша забота, не моя, — сказал Пеньковский^{57}.