В тот день Питерсон работала по обычному графику на своей официальной работе. В 6 вечера она пошла в резидентуру и заново просмотрела план операции на столике в офисе Хэтэуэя. Потом отправилась домой и надела более удобную одежду: летнюю блузку и сандалии на платформе. Волосы убрала назад, чтобы скрыть мелированные светлые пряди. Она так и так не могла сойти за русскую, но хотела по возможности не выделяться. К бюстгальтеру она прикрепила липучкой крохотный радиоприемник ЦРУ, который улавливал переговоры КГБ. Затем накинула на шею петлевую антенну и вставила в ухо крохотный беспроводной наушник, полностью скрытый волосами.
Питерсон села в машину и начала петлять по городу, двигаясь по маршруту, специально спланированному, чтобы избавиться от хвоста — от наблюдателей из КГБ. Затем она припарковала машину, спустилась в метро, сделала три пересадки и вышла у спортивного стадиона, как раз когда зрители покидали его после матча. Она влилась в толпу и наконец оказалась на месте закладки — это была каменная башенка на железнодорожном мосту через Москву-реку.
Она поднялась на сорок ступенек — к месту, где прежде оставляла передачи для Огородника. В ее сумке был рыхлый кусок черного асфальта с потайным отделением, где находились сообщения и миниатюрная камера для Огородника. В 22.15, когда в Москве едва сгущались сумерки, Питерсон оставила кусок асфальта в узком квадратном окошке башенки, ровно на расстоянии локтя от края. Спускаясь по ступенькам, она увидела, как к ней бегут трое мужчин в белых рубашках. Ей некуда было бежать, в реку прыгать она не собиралась. Мужчины схватили ее, и она почувствовала, что закипает, — это были люди из КГБ. Подъехал фургон, из которого выскочили еще несколько человек. Питерсон изо всей силы пнула одного из них, но ее крепко держали. Сотрудник КГБ начал делать снимки со вспышкой. Потом они стали обыскивать ее и нашли радиоприемник, но не знали, как отклеить липучку. Затем они принесли кусок черного асфальта, найденный в башенке. Питерсон громко объявила, что она американская гражданка, что они должны позвонить в посольство и не могут ее задерживать. “Отпустите меня!” — закричала она. “Пожалуйста, говорите тише”, — сказал один из оперативников. Питерсон продолжала повторять телефонный номер посольства. Наконец они сняли с бюстгальтера приемник и нашли антенну. Однако так и не нашли наушник.
Питерсон отвезли в здание КГБ на Лубянке и допросили. У нее все сжалось внутри, когда они достали кусок асфальта, выкрутили четыре винта с обратной резьбой, сняли крышку с тайника и опустошили его у нее на глазах. Сотрудник доставал предмет за предметом, а следователь наблюдал. Там было послание для Огородника, напечатанное крохотными буквами на 35-миллиметровой пленке, контактные линзы и жидкость для них, несколько рулонов туго скрученных рублей и изумрудные украшения. Когда достали большую черную перьевую ручку, главный следователь резко приказал положить ее и не трогать. По его тону было ясно, что он знает о капсуле с цианидом, которую ЦРУ выдало Огороднику. На самом деле в этой ручке была камера, а не цианид, но по поведению следователя Питерсон почти сразу поняла, что Огородника поймали.
Тем же вечером ее отпустили — это была обычная процедура при арестах шпионов. За ней приехал офицер из консульства, разглядывавший ее с изумлением: он думал, что она просто клерк, а не оперативник, работающий на улицах. Офицер довез ее до посольства, и Питерсон сразу пошла в резидентуру. Она знала, что вскоре ее объявят персоной нон грата в СССР. Было уже за полночь, но еще несколько часов, сидя в резидентуре, она пересказывала коллегам события дня и иногда выругивалась. Один из них делал заметки, чтобы составить шифрограмму для штаб-квартиры. Телеграмму отправили в 3.30 утра по московскому времени.
Подавленная, вымотанная, не понимающая, как все-таки раскрыли Огородника, Питерсон успела только чуть-чуть поспать перед тем, как улететь из Москвы на следующий день, в субботу 16 июля.
Для штаб-квартиры это был сокрушительный удар. Огородник был ценнейшим агентом, впервые продемонстрировавшим, что энглтоновские годы наконец остались позади. Теперь агент был потерян, и никто не знал почему. Оперативный сотрудник Джеймс Олсон вспоминал, что происходило в штаб-квартире вскоре после того, как “советский” отдел получил новости. “Весь отдел, занимавшийся СССР, все они, от самого мелкого клерка до сварливого старого начальника, плакали, — рассказывал Олсон. — Потому что мы потеряли “Треугольника”. Мы поняли, что его больше нет”{54}
.Потом Питерсон узнала, что Огородника арестовали у него на квартире. Его раздели до нижнего белья. Зная, что КГБ не терпится узнать обо всех подробностях его работы на ЦРУ, он предложил написать признание. Ему подали его ручку, и Огородник раскусил ту часть корпуса, в которой находилась капсула с цианидом. Он умер в считанные минуты. КГБ не успел ничего узнать{55}
.Глава 3
Его звали “Сфера”