Шпион на миллиард долларов

Между тем резидентура начала терять свои источники. Одним из них был ценный доброволец, с которым работа велась с начала 1960-х, — Алексей Кулак, сотрудник КГБ по научно-технической разведке, получивший от ФБР кодовое имя “Федора”. В СССР Кулак был героем войны, после нее он поступил на работу в КГБ и получил назначение в Нью-Йорк. Там Кулак в марте 1962 года пришел в отделение ФБР и предложил работать на Соединенные Штаты за деньги. Он страдал избытком веса, любил обильно поесть и крепко выпивал. Кулак дважды служил в Соединенных Штатах, и в те годы ФБР считало его надежным источником. Но к середине 1970-х бюро начало терять к нему доверие, подозревая, что его контролирует КГБ{70}. В 1976 году Кулак готовился к возвращению в Москву, после которого, вероятно, уже не попал бы в Штаты. Хэтэуэй, который тогда вот-вот должен был вступить в должность начальника московской резидентуры, поехал в Нью-Йорк, чтобы лично завербовать Кулака для работы на ЦРУ. Встреча, проходившая в гостиничном номере, была весьма напряженной: сотрудник ФБР распекал Кулака, Хэтэуэй же пытался завоевать его доверие. Хэтэуэй победил, и Кулак согласился работать на ЦРУ по возвращении в Москву. Он выехал из Соединенных Штатов, имея при себе карту тайников и мест подачи сигналов. В ЦРУ присвоили ему псевдоним CKKAYO — “Нокаут”.

В начале июля 1977 года он впервые сделал закладку в московском тайнике, и содержимое было ошеломительным. Кулак передал рукописный перечень советских чиновников в США, которые занимались кражей научных и технических секретов. Многообещающим было его намерение осенью предоставить “списки всех советских чиновников и ученых по всему миру, вовлеченных в сбор научно-технической информации США”, а также пяти— и десятилетние планы управления научно-технической разведки КГБ. Это могло стать золотой жилой — проект КГБ на десять лет вперед по одному из главных вопросов того времени, краже западных технологий.

В соответствии с графиком осенью Кулак подал сигнал о закладке тайника. Но к этому моменту Тернер уже дал отбой всем операциям, и резидентура не ответила. Кулак дал сигнал повторно. Резидентура не реагировала. Хэтэуэю осталось лишь наблюдать за тем, как будет “профукан” ценный агент. Операция была загублена{71}.

Мужчина, обратившийся к Фултону на заправочной станции, 10 декабря 1977 года стоял на углу у одного из московских рынков, рассматривая номера всех автомобилей и пытаясь найти префикс D-04, который получали машины американских дипломатов.

Больше года назад он услышал поразительный репортаж в передаче “Голоса Америки”, который ловил коротковолновым приемником у себя дома. Он узнал, что советский летчик Виктор Беленко перелетел на перехватчике МиГ-25 с советской авиабазы на Дальнем Востоке в гражданский аэропорт в Японии и стал перебежчиком. Это был дерзкий побег, и Беленко вслед за тем получил убежище в Соединенных Штатах. Он стал настоящим кладезем разведданных для американцев, рассказав удивительные новые подробности о грозном и загадочном советском перехватчике, разработанном, чтобы догонять и сбивать американский самолет-разведчик SR-71 (Blackbird

) на большой высоте. Американо-японская команда инженеров разобрала самолет Беленко и сделала новые находки, особенно по части радара и бортовой электроники{72}.

У русского, стоявшего на углу улицы, в кармане было письмо. С января он пытался вступить в контакт с ЦРУ, выискивая автомобили американцев. Начиная с первого обращения на заправке, он еще четырежды делал попытки, но всякий раз его либо игнорировали, либо он получал отказ. Потом он уехал в длительную командировку и потерял объект своих преследований. А теперь снова стал искать американцев.

У рынка он заметил машину с нужным номером. Из нее вышел сотрудник посольства. Мужчина быстро подошел к нему, вручил письмо и стал умолять, чтобы его доставили ответственному официальному лицу.

Письмо на рынке принял дворецкий Спасо-хауса, корпулентный мужчина, управлявший московской резиденцией посла США. Он принес письмо в резидентуру, и в конверте Хэтэуэй обнаружил две отпечатанные на машинке страницы с данными о радарах советских военных самолетов.

В письме мужчина объяснял, что после побега Беленко поступили приказы модифицировать радары МиГ-25. Затем шли слова, приковавшие внимание Хэтэуэя. Мужчина писал, что у него есть доступ к разработке системы “обнаружения и поражения целей в нижней полусфере”. Он также утверждал, что может предоставить чертежи радара, который станет базовым на перехватчиках вроде скоростного МиГ-25.

Автор письма в очередной раз изложил схему возможного контакта и указал, что будет ждать его 9 января 1978 года — в новом году.

Он написал, что хочет “сделать то же, что сделал Беленко”. Но так и не назвался.

На следующее утро Хэтэуэй пошел к своему другу, который служил в посольстве военным атташе.

“Что это за чертовщина — обнаружение целей в нижней полусфере?” — спросил Хэтэуэй, сразу перейдя к делу.