Шпион на миллиард долларов

Гербер, однако, считал, что “Дискус” плохо подходит для Толкачева. Он экспериментировал с устройством и понял, что обращение с ним не сводится к простому нажатию кнопки. Он испытал “Дискус” на московском рынке, пока искал огурцы и помидоры; его жена Розали держала второй аппарат на другом конце рынка. Для обмена сообщениями требовалось, чтобы и отправитель, и получатель стояли на месте. Гербер попытался отправить сообщение и тут же понял, что агенту придется смотреть в карман, пока не загорится красная лампочка подтверждения, иначе он не узнает, что сообщение дошло. А лампочка начинала мигать только после паузы. Не выдаст ли агента такое поведение — наблюдение за своим карманом в ожидании сигнала? Окупится ли риск? Затем Герберу пришло на ум, что агенту понадобится как-то дополнительно предупреждать ЦРУ, что он собирается передавать информацию через “Дискус”. Так появлялось еще одно звено операции. Кроме того, площадки для передачи данных нужно было выбирать и опробовать заранее. Радиоволны отражались от зданий, и не любое место подходило для передачи. Наконец, при тестировании в эфире на короткое время возникал сигнал, который могли заметить в КГБ, и при испытаниях оперативники оказывались на виду. Стоило ли все это такого риска?

Гербер сомневался в том, что “Дискус” снизит опасность для Толкачева, и считал, что устройство может скорее увеличить риск. “Не думаю, что сейчас подходящее время, чтобы обсуждать с ним эту тему, — отвечал Гербер Хэтэуэю и добавлял: — Ценность работы “Сферы” состоит в объемном и детальном воспроизведении документов во всех подробностях, а не в извлечении отдельных фрагментов”, для чего пригоден “Дискус”. Гербер настаивал на продолжении личных встреч для передачи основной массы материала, собранного Толкачевым. Гербер хотел, чтобы процесс был отлаженным и не подвергался изменениям. Он писал, что если выдать Толкачеву “Дискус”, это может заставить его действовать интенсивнее и идти на больший риск. Он также указал, что Толкачев сам предпочитал встречи, а не тайники. У него “настоятельная психологическая потребность в прямом личном контакте”{181}

.

11 июня Гербер отправил Хэтэуэю еще одну резкую телеграмму, в которой сообщил, что обсуждал использование “Дискуса” с оперативниками московской резидентуры. “Мы пришли к выводу, что в этой операции больше теряем, чем приобретаем”, — писал он. Устройство было не особенно полезно для отправки и получения сложных сообщений, например “запросов” от ЦРУ или секретных материалов, которые мог найти Толкачев. Более того, “Дискус” требовал от Толкачева и кураторов из ЦРУ часто находиться неподалеку друг от друга на улице, и КГБ мог заподозрить в этом некую систему. Чтобы не привлекать внимания КГБ, нужно было для каждой передачи выбирать разные площадки. Все это просто не стоило риска. Про себя Гербер думал, что, может быть, Тернер хочет вовсе отказаться от агентов и положиться исключительно на технологии. Но это было невозможно.

Нужно было иметь возможность заглянуть агенту в глаза. А Толкачеву было нужно пожать руку куратору, которому он мог доверять{182}

.

Глава 9

Шпион, стоящий миллиард долларов

17 июня 1980 года Гилшер снова загримировался и вышел на улицу. Наблюдатели из КГБ не опознали его, маскировка сработала. Тем не менее он попетлял, как было положено, и встретился с Толкачевым в 10.55 вечера. Это была их седьмая встреча. Небо было освещено. Толкачев, в хорошем настроении, рассказал Гилшеру, что никаких трудностей у него не было. Для него стало большим облегчением, что им удалось встретиться перед его летним отпуском, до этого он был очень занят. Толкачев принес хорошие новости: в феврале от усиленных мер безопасности внезапно отказались. Необходимость оставлять пропуск, расписываясь за документы, снова отпала. Возник бюрократический коллапс: служащие отдела, в основном женщины, из-за горы оставленных пропусков не могли отлучиться в обеденный перерыв — а в это время они обычно ходили по магазинам. Поэтому директор института решил вернуться к старому порядку: документы можно было взять утром и принести назад во второй половине дня, не оставляя пропуск{183}.

С обычным для него усердием Толкачев воспользовался прорехой в системе контроля. С февраля по июнь он унес домой несколько тысяч страниц секретной документации и сфотографировал их на Pentax

. Он сказал Гилшеру, что в портфеле у него 179 кассет с пленкой. Но Гилшеру не во что было их положить.

Правда, у него был пластиковый пакет, и он вытащил его из кармана.

Толкачев покачал головой. Кассеты туда не поместятся. Он протянул Гилшеру свой портфель, набитый катушками 35-миллиметровой пленки. “Возьмите его”, — настойчиво сказал он.