Шпион. Последний из могикан

Цезарь расхаживал по комнатам, и на его лице было еще более важное выражение, чем накануне, когда он выполнял печальный долг перед покойным Бёрчем. Послушный приказу своей хозяйки, он рано вернулся от гробовщика, куда его послал утром разносчик, и тотчас же принялся за неотложные дела. Обязанности Цезаря были теперь так обширны, что он мог лишь урывками делиться впечатлениями об удивительных событиях прошедшей знаменательной ночи со своим черным собратом, явившимся в «Белые акации» вместе с мисс Синглтон. Впрочем, не упуская ни одной свободной минуты, Цезарь успел зайти так далеко в своем повествовании, что у гостя от изумления глаза полезли на лоб. Врожденная страсть к чудесам могла бы совсем затуманить головы этих негров, если б не вмешалась мисс Пейтон и не приказала Цезарю отложить конец его истории до более подходящего времени.

— Ох, мисс Дженнет! — покачивая головой, воскликнул Цезарь, вновь переживая все то, что ему хотелось рассказать. — Ох, и страшно было увидеть Джонни Бёрча на ногах, когда он уже помер!

На том и кончилась беседа. Впрочем, Цезарь твердо решил вознаградить себя в дальнейшем, что он и сделал, много раз рассказывая об этом необычайном событии.

С духом старика Бёрча было, таким образом, пока что покончено, и дела в ведомстве мисс Пейтон потекли как по маслу. К тому времени, когда полуденное солнце совершило свой двухчасовой путь от меридиана, началось церемониальное шествие из кухни в гостиную во главе с Цезарем. Он шел в авангарде, неся с ловкостью эквилибриста блюдо с индейкой на своих вытянутых морщинистых ладонях.

За ним следовал вестовой капитана Лоутона; не сгибая колен, он широко шагал, словно приноравливался к поступи своего коня; в руках у него был жирный окорок истинно виргинского происхождения — дар брата мисс Пейтон из Аккомака^{36}. Солдат, которому было доверено столь ароматное кушанье, не спускал с него глаз с чисто военной привычкой к дисциплине. Когда он достиг места назначения, трудно было сказать, где было больше сока — у него ли во рту или в аккомакском беконе.

Третьим шел слуга полковника Уэлмира; в одной руке он нес блюдо с фрикасе из цыплят, а в другой — пирожки с устрицами.

Следующим выступал помощник доктора Ситгривса; недолго думая он схватил громадную суповую миску, — вероятно, она больше всего напоминала ему знакомые предметы его ремесла, — и не выпускал ее, пока пар от супа совсем не затуманил стекла его очков — знака его медицинской профессии. Когда он дошел до гостиной, то вынужден был опустить свою ношу на пол и снять очки; лишь тогда он увидел, как можно пробраться между столами, заставленными фарфором и грелками для посуды.

Далее шествовал солдат, приставленный к капитану Синглтону. Словно соразмеряя свой аппетит с самочувствием раненого капитана, он нес всего лишь двух жареных уток; однако их дразнящий аромат заставил его раскаяться в том, что он совсем недавно уничтожил два завтрака: свой и приготовленный для сестры капитана.

Шествие замыкал белый мальчик-слуга, один из постоянных домочадцев «Белых акаций»; он стонал под тяжестью блюд со всевозможной зеленью, которыми нагрузила его сбившаяся с ног кухарка, не рассчитавшая его слабых сил.

Но этим далеко не исчерпывались приготовления к приему гостей. Едва Цезарь поставил на стол индейку, которая всего лишь неделю назад летала в горах Детчеса, даже не мечтая так скоро возглавить столь роскошный стол, как он тотчас же, словно заведенный, повернулся на каблуках и снова отправился на кухню. Его пример заразил остальных; прежним строем они торжественно проследовали друг за другом сперва на кухню, потом обратно в гостиную.

Благодаря такому идеальному порядку в дополнение к прочей снеди на стол были водворены стаи голубей и перепелок, многие виды вальдшнепов и целые косяки камбалы и морского окуня.

В третий раз процессия доставила к столу основательные порции картофеля, лука, свеклы, шинкованной капусты, риса, — словом, всего того, что еще требовалось для отменного обеда.

Стол ломился от изобилия, присущего американской кухне. Окинув весьма одобрительным взглядом эту выставку яств и передвинув каждое блюдо, поставленное не его руками, Цезарь пошел докладывать хозяйке дома, что благополучно выполнил доверенное ему дело.

Примерно за полчаса до описанного нами кулинарного парада дамы исчезли столь же непостижимым образом, как исчезают ласточки перед наступлением зимы. Но вот настала весна их возвращения, и все общество собралось в комнате, которая называлась гостиной только потому, что в ней не было обеденного стола и стоял диван, обитый пестрой тканью.

Добрая мисс Пейтон не только считала, что празднество заслуживает из ряда вон выходящих приготовлений в ее кулинарном ведомстве, но и позаботилась достойным образом принарядить свою собственную особу ради гостей, которых она с радостью принимала.

На голове у мисс Пейтон красовался чепчик из тончайшего батиста, отделанный широким кружевом, откинутым назад, чтобы был виден букетик искусственных цветов, приколотый над ее красивым лбом.