Шпион против алхимиков (авторский сборник)

Разглядывая прихотливый интерьер малого зала ресторана «Зодиак», он поймал себя на мысли, что Камилл, наверное, не случайно просил его придти именно сюда. Овальные барельефы, выполненные Тигром, казалось, кружились по долгой окружности светового фонаря. «Бэби–старз» старались перехватить взгляд доктора Гренвилла: и Говард Барлоу – красавец с мясистым носом доброго господина; и Норман Ликуори, действительно напоминающий серую мышь в очках, трогательно смущенную; и Дональд Реви, единственный, кто смотрел на доктора без улыбки; и Патриция Пат, окруженная ее мальчиками; и Коринфская невеста, спрятавшаяся между Анри Лавалем и мрачным Дэйвом Килби; и Дик Рэнд с Джеком Фостером – приподнявшие сильные плечи, как боксеры, готовые к бою; и наконец, сам Куртис, похожий на кудрявого Аполлона, а рядом взлохмаченный Тигр, явно недовольный результатами своей работы.

Камилла на барельеф не попал.

Он вырос вместе с «бэби–старз», но формально никогда не числился учеником знаменитой школы. В отличие от нас, усмехнулся Куртис, Камиллу никогда не приходилось всерьез задумываться над будущим.

2

– Вот я и вернулся.

Камилл никогда не был чужд патетике.

– Чтобы спасти гениев?

– Не язви.

Джинтано рассмеялся, показав крепкие мелкие зубы.

– Разве не вы всегда называли меня Зубастой маслиной?

Куртис кивнул. Он не торопился начать беседу. Он ждал чего–то. Может, тайного знака, может, жеста, пусть нечаянного, невольного, который подтолкнул бы их к предстоящему разговору.

– Хочешь знать, как я отнесся к смерти Анри?

– Разумеется, Рон.

– Боюсь, ответ тебя удивит.

– Все равно хочу знать.

– Ну да. Ты сейчас, наверное, прислушиваешься ко всему. Ты, наверное, весь во власти сладких воспоминаний, – усмехнулся Куртис. – Но ты же не кролик. Это кролики думают, что занимаются любовью. На самом деле их разводят. Доктор Гренвилл сумел объяснить нам мир, но, повзрослев, мы почувствовали, что объяснения никогда не бывают полными. Разве не так? Кроме того, мы почувствовали, наконец, скрытую режиссуру. А это бесит.

– Разве в «Брэйн старз» ходили одни мажоры? – возразил Камилл. – Ты же понимаешь, что мы должны быть вместе. Определить цель, добиться ее осуществления.

– А–а–а… Идеи Дэйва… «Неясные виденья прежних дней… »

– Гете! – обрадовался Камилл.

– У тебя хорошая память.

– Даже лучше, чем ты думаешь. Как там дальше? – Он нахмурился. – Ну да. «Все сущее мне зрится отдаленным, а все былое – вновь осуществленным… » Разве тебе не хочется этого?

– Может, и хочется. Но так не бывает.

– Только не вспоминай Гераклита, – Камилл улыбнулся. Он не форсировал разговор, но упорно гнул свое. – Стремление к интеллектуальной свободе понятно, но разве можно упрекать Дэйв в том, что он родился лидером? Это же не просто редкий талант. Это по–настоящему редкостный талант! Согласись, Рон, что именно Дэйв, при всех его слабостях, был душой всех блестящих начинаний, полностью преобразивших город. Разве не Дэйв стоял над душой Пат и ее мальчиков, когда пришла пора заняться конкретными чертежами? Разве не он помог разработать маршруты Говарду? Разве не он консультировал Дона, когда тот начал создавать медицинский центр? Разве не он вытаскивал Рэнда и Фостера из их анархических приключений? Нет, Рон, союз гениев – мощная сила! Единственная в своем роде! Я не могу примириться с тем, что такого союза больше не существует.

– «Ребята, возвращайтесь в Бэрдокк »! Да они нас на смех поднимут.

– Они вернутся, – твердо сказал Камилл.

– И согласятся обитать здесь?

– Это каждый решит сам для себя. Главное, определить дело. В нашем мире, меняющемся с такой быстротой, самое трудное сейчас – правильно оценить перспективу. На мне, к тому же, лежит ответственность за судьбу оставленной отцом фирмы. Мне меньше всех хочется блуждать в лабиринте. Понимаешь? Я хочу знать, что мой корабль именно идет туда, куда я его направляю. А для этого нужны правильные карты, надежный компас, наконец, звезды над головой.

– То есть, звезды должны стать символом твоего процветания?

– Нашего , Рон. Что плохого в таком варианте? В конце концов, все отношения «бэби–старз» с моим отцом строились не только на одной признательности.

– Это верно. «Я платил за твои капризы… » Мы его понимали. «Не запрещал ничего… » Точней, пожалуй, и не скажешь. Было за что любить Сиднея Маури. Но теперь я не уверен, что выход из лабиринта, построенного Дэйвом, можно найти с помощью компаса. Сам подумай, зачем компас в лабиринте? Тезей, насколько я помню, пользовался совсем другим путеводным средством.

– Мы должны научиться пониманию.

– И чем ты хочешь воздействовать на строптивых?

– А ты взгляни, – Джинтано–Младший извлек из бумажника конверт. – Это письмо моего отца. Так получилось, что оно попало мне в руки совсем недавно. Если мои доводы не убеждают меня, может убедят доводы Сиднея Маури?

3

«…Ты удивишься, сынок, получив это необычное послание.