Шпион в Юрском периоде

— И он есть у всех?

— Еще бы!

— Даже у Анечки Кошкиной? Врач удовлетворенно хмыкнул:

— Ты быстро схватываешь предмет. У Аньки чудесный выбор. Вертлявая, как шестикрылый воробей, голос нежней, чем голубиный пух под мышкою.

— А Иван Лигуша?

— Иван! Куда нам без Ивана? — Врач оживился. — Вот феномен, достойный глубокого изучения. Вот этот человек точно не сбежит в Турцию и не покончит самоубийством. Он рожден для того, чтобы его убивали.

— Как можно такое знать?

— Лигуша бесполезен, — самодовольно объяснил Врач. — Любой человек, как правило, хоть на что‑то годится. А Лигуша ни на что не годится. Единственное, что он умеет, — умирать. Он возвращает людям потерянные вещи, он пытается что‑то предсказывать, но это вызывает только раздражение. А радуются ему только тогда, когда он умирает. — Врач быстро скосил глаза на Шурика: — Ты его тоже невзлюбишь.

— Это за что?

— За непробудную глупость.

— Он что, один у вас такой? — помрачнел Шурик. — Ты сам‑то тут что несешь?

Выпад Шурика Врач понял правильно:

— Стихи!

— Если то, что ты цитировал, является стихами, значит, поэзия нормальному человеку противопоказана. И твои методы лечения меня тоже не убедили. Лучше расскажи о Лигуше. Что это за тип? Откуда такая странная функциональность?

Иван!

Глава V. “МАКСИМКА? БРОСАЙ ОБРАТНО!..”

Джумджума. 9 июля 1916 года

…Роберт Кольдевей выпрямился и, вздохнув, обернулся к группе мужчин, учтиво прислушивающихся к его хриплому голосу. Белоснежные котелки гости держали в руках, в зачарованных глазах стыло ожидание чуда. Археолог для них, подумал Кольдевей, нечто вроде таинственного, не совсем понятного существа, перепачканного глиной и пылью, но зато причастного ко всему тому, что самой вечностью упрятано в недрах таких чудовищных холмов, как Джумджума.

Что ж, решил Кольдевей, они получат свое.

В конце концов, от этих господ зависит — продолжатся ли раскопки? Они решают финансовые задачи Германского Восточного Общества. А раз так, они должны вернуться в Германию с полным осознанием невероятной важности проводимых им, Кольдевеем, и контролируемых ими, попечителями Германского Восточного Общества, археологических раскопок.

Роберт Кольдевей провел важных гостей по унылым, выжженным солнцем отвалам грубого щебня и, внутренне усмехнувшись, показал полустертые письмена на развалинах каменной стены.

— Вот это было начертано таинственным перстом на стене во время одного из безумных пиров Валтасара, — объяснил он. И специально понизил голос: — “В тот самый час вышли персты руки человеческой и писали против лампады на извести стены чертога царского, и царь видел кисть руки, которая писала — мене, текел, упарсин…”

Пусть дивятся.

Чем больше странного расскажут они в Германии, тем лучше пойдут дела.

Кольдевей усмехнулся.

Конечно, гости поражены. Они видели руины, которые повергают в трепет неопытного человека. Они видели руины пещи огненной, в которую царь Навуходоносор приказал бросить трех невинных отроков. А еще я покажу им темный раскоп, пусть думают, что именно в нем томился пророк Даниил, брошенный на съедение львам.

Кольдевей сжал зубы.