Из окна махал рукой Врач:
— Роальд звонил. Зайди, поговорить надо.
***
Не верю ни в Христа, ни в Дьявола, ни в лидера ЛДПР! Хватит тупого рабства! Ищу соумышленников, охотно приму пожертвования. Вопросы — кто мы? откуда? куда идем? — остаются главными.
— Знаешь, — признался Шурик. — Я, кажется, впрямь его ненавижу.
— Лигушу? — обрадовался Врач.
— Его, скотину.
— Хочешь мяса, кончи зверя! — Врач таинственно оглянулся. — Сделай его! Пусть лучше совесть мучит, чем терпеть такое.
И спросил, не желая упускать увлекательного зрелища:
— Когда?
— Да хоть завтра, — желчно ответил Шурик.
— С утра? — жадно спросил Врач.
— Откуда мне знать?
— Тогда так. Серьезными делами лучше заниматься под еечер. К вечеру суждения трезвее, да и день можно провести полнокровно. Хороший обед, беседа с друзьями, неторопливая подготовка…
Врач не спускал жадных глаз с Шурика. И в темных его глазах, как и в глазах Лигуши, тоже что‑то угадывалось, угадывалось…
— Сам смотри. Анечка убивала Лигушу под вечер. Под “КамАЗ” Лигуша попал под вечер. Костя–Пуза стрелял в Лигушу вечером. Вечер — вот лучшее время для исполнения затаенных желаний!
— А если Лигуша… Снова вернется?
— Общественность против, — быстро возразил Врач.
— Плевал Лигуша на общественность! — возразил Шурик, с содроганием вспоминая комнату, украшенную страшными матовыми, как бы бумажными фонарями осиных гнезд. — Ты хоть знаешь, что у него в комнате под потолком сотня осиных гнезд? Там ничего нет, кроме них.
— Да хоть термитники! — Врач удовлетворенно потер руки. — Тебя ведь мучит не это.
И нагнулся над столом, сверху вниз в упор глядя на Шурика:
— Я ведь уже говорил: функция Лигуши — быть убитым.
Глава VI. “ЧТО ДЕЛАТЬ, ИВАН? ЧТО ДЕЛАТЬ?..”
Село Китат. 12 августа 1925 года
Крест с храма рвали толпой.
Навязали веревок, первым навалился председатель ленкоммуны Хватов, густо дыша сивухой, заухал, как сыч. Ульян и Мишка Стрельниковы, особо верные, всегда стоявшие за народ, тоже вцепились в лямку:
— Пошла!
Тихо подвывали бабы, толпясь в стороне, детишки испуганно цеплялись за длинные юбки мамок. Несколько единоличников, не вошедших в коммуну, бога боящихся при любых властях, при советской особенно, прятались за ближними заплотами. Отдельно от них Марк Шебутнов незаметно быстро крестился. Он совсем было собрался в коммуну, даже выпивал с братьями Стрельниковыми, однако снятие креста его испугало. Посмотреть надо, бормотал он про себя. Это дело такое. Посмотреть, обождать, вот что выйдет?
Крест раскачали. Посыпались кирпичи. Один, ударившись о сухую, прокаленную зноем землю, откатился далеко, под самый заплот, под самые ноги Марка. Это указание мне, знак некий, испуганно подумал Шебутнов. Что‑то его впрямь томило. И не уханье членов ленкоммуны, и даже не страх перед всевышним, а что‑то еще — неверное, неопределимое, невнятное.
Даже и не знаю что, подумал он с томлением. Ну, как перед болезнью.
И случайно заметил странный блеск подкатившегося под ноги кирпича.
Медный, что ли? И кирпич ли?
Быстро оглянувшись, толпа как раз отчаянно ахнула, глядя на покосившийся крест, Марк наклонился. Да совсем не кирпич… Шкатулка… Не медная, по тяжести бери выше…