Я не новичок в этом деле. Уже через пять минут мощное тепло текло по моим жилам, зажигало, наполняло жизнью. Я даже напел негромко древний гимн Альтамиры:
Мне нравится обандо.
Говорю об этом с полной ответственностью.
Нравится его вкус, действие. Семь президентов, стремительно сменявших друг друга в течение трех последних лет, правда, не разделяли моего мнения.
Я лежал в нежной траве, смотрел в небо, видел причудливые нежные облака.
Я помнил, что когда‑то учился в Лондоне.
Тяжелый город, теперь он далеко.
Я встречался в Лондоне с интересными людьми, немало вечеров проводил со своим приятелем Кристофером Колондом, мои студенческие работы ценил сэр Чарльз Сноу, но все равно Лондон — город тяжелый. Дышится в нем трудно и напитки его не хороши. Они ничем не напоминают обандо. Часто они приводят к тому, что человек хватается за нож. А обандо примиряет”.
—
5
“…Было время, я преподавал в университете, в лицее, но университет был закрыт, а из лицея меня уволили. Преподаватель — это опасно. Всегда найдется человек, который самые наивные твои слова истолкует по–своему. Небольшие сбережения я давно перевел на имя Маргет, что же касается обандо, к которому я привык, за небольшие деньги я всегда получал свою порцию на старой мельнице Фернандо Кассаде, или в отделении скобяной лавки Уайта, или у старшей воспитательницы государственного детского пансионата Эльи Сасаро”.
—
6
“…С некоторых пор я стал замечать за собой слежку.
Какой‑то тип в плоском беретике и в темных очках возникал ниоткуда и мог ходить за мною часами. Мне, в общем, было наплевать на это, он меня не раздражал, но все же весть о новом перевороте дошла до меня прежде всего через исчезновение этого незаметного чина. Вероятно, новый режим лишил его работы и уничтожил. Зато, возвращаясь вечером с мельницы старого Фернандо Кассаде, я попал в лапы военного патруля. Видимо, они вышли на улицу совсем недавно (их серые носки еще не запылились) и чувствовали себя хозяевами положения, ведь по ним никто не стрелял. Мордастые, в серых рубашках и шортах, с автоматами на груди, в сандалиях на тяжелой подошве, чуть ли не с подковами, в шлемах, низко надвинутых на столь же низкие лбы, они выглядели значительно. Чувствовалось, что им приятно ступать по пыльной мостовой, поводить сильными плечами, держать руки на оружии. Заметив меня, офицер, начальник патруля, очень посерьезнел.
— Ты кто? — спросил он.
Растерянный, я пожал плечами. Разумеется, это была ошибка. Меня мгновенно повалили на пыльную мостовую.
— Ты кто? — переспросил офицер.
Из‑за столиков открытого кафе на нас смотрели лояльные граждане Альтамиры.
Они улыбались, наверное, новая власть показалась им в этот момент твердой. Наверное, им понравились патрульные, так легко разделавшиеся с опустившимся интеллигентом. Они ждали продолжения.
— Кей Санчес, — наконец выдавил я. Пыль попала мне в глотку, в нос, я чихнул. Наверное, это было смешно, за столиками засмеялись. Многие находились под первым волшебным действием обандо, над террасой высветились первые звезды, воздух был чист и прозрачен, новый режим, несомненно, опирался на крепких парней — почему бы и не засмеяться? Улыбнулся даже офицер.
— Я знал одного Санчеса, — сказал он. — Он играл в футбол и играл плохо”.
7
“…Пыльный, помятый, я попал домой.
Патрульные отпустили меня, узнав, что я обитаю в квартале Уно.