Шпион в Юрском периоде

Немногие, они печально просвечивали сквозь дымку. Хрустели под ногами панцири крабов, хрупкие, как яичная скорлупа. Прячась в тени обрыва, я разыскал полузатопленную пещерку. Затянул пояс с грузом. Проверил компас, фонарь, нож с пробковой рукоятью. Сунул в пластиковый мешок шорты и футболку, затянул на плечах ремни акваланга.

Вода мягко сомкнулась надо мной.

Обычно чайки мечутся из стороны в сторону, повторяя зигзаги волн, но здесь чайки летели прямо. Зачумленный остров их не пугал. А из‑за мыса, прикрывающего порт, выскочил остроносый сторожевой катер. Он походил на гончую, взявшую след. Не думаю, что там обратили внимание на всплеск, с которым я ушел в воду, просто патрульные катера бегали в проливе уже несколько месяцев. Тем не менее я нырнул.

Под водой царили сумерки.

Какая‑то тварь выглянула из донной расщелины — круглые глаза блеснули, как серебряные монеты. Глоубстер, нервно подумал я. В конце концов, странная тварь обитала где‑то в этих местах, у нее могли быть детеныши. Кто‑то же выгоняет время от времени косяки глупых рыб на фильтры насосных станций. А сотрудники лаборатории Гарднера не раз жаловались на плохую работу выставляемых ими на дне пролива приборов…

2

Дно исчезло, но вода оставалась прозрачной.

Вода тревожно мерцала, когда по ее поверхности пробегал луч прожектора. Теперь наверху этих прожекторов было так много, что я невольно вспомнил о тральщиках, совсем недавно работавших в северной части пролива. Не знаю, что они там искали, но у военных моряков всегда есть дело.

Взяв чуть восточнее, я пошел на погружение.

Бурые камни, морские звезды… Бурый ил, дымящийся при прикосновении…

Все на дне оказалось бурым, колеблющимся, неопределенным, только усыпавшие грунт водоросли отдавали чернью. По иным будто огонь прошел.

В темной расщелине под собой я вдруг увидел светлый пластиковый шар, качнувшийся от давления воды. Груз на тонком тросике уравновешивал силы отталкивания, но именно тросик застрял между камней, превратив неведомый мне прибор в пленника глубин. Возможно, прибор потеряла лаборатория Гарднера, меня он нисколько не заинтересовал. Взглянув на компас, я взял восточнее. Мне хотелось как можно точнее выйти к скалистому мысу, отделяющему лабораторию Гарднера от городка Лэн.

Заложило уши.

Метров двадцать, не меньше.

Но эта глубина не была предельной.

Я смутно различил гигантский каменный козырек, нависший над уже настоящей глубоководной бездной. Луч фонаря не встречал никаких препятствий, в нем играла медлительная светлая муть. Неэкономично работать на такой глубине, слишком быстро расходуется воздух. Я совсем было собрался всплыть, когда рядом обозначился серый наклонный силуэт. Металлическая, обросшая ракушками мачта, казалось, росла прямо из мглы, печальная — как все, что отнято морем у человека. Само судно, переломленное по центру, тяжело заполняло козырек — ржавая посудина, растасканная штормами и течениями. Еще один шторм, подумал я, и старое корыто рухнет в бездну, к ужасу донных обитателей. И туда же смоет черную лужу, подтопившую ржавые развалины.

Мазут? Не похоже.

Сырая нефть? Она бы всплыла.

На том же каменном козырьке, метрах в пятнадцати от ржавого остова, тяжело лежал, погрузившись в бурый ил, широкий бронетанкер, один из тех, что используются при специальных перевозках. Выглядел он как новенький — никаких пробоин, никаких вмятин, царапин, даже стекла высокой рубки уцелели. А на борту красовался номер — V-30. Ну да, серия “Волонтер”.

Толчок… Еще толчок… Я медленно приближался к острову…

3

С высокого мыса падал на воду луч прожектора, раскаленный добела, но пляж терялся в черной смуте. Спрятав акваланг в полузатопленной приливом пещере, я натянул сухие майку и шорты. Потом, держась в тени, выбрался на ночную набережную.

Сразу за ней начинался парк.

Нырнув в кусты, я бесшумно зарылся во влажную листву.

Орали сумасшедшие цикады. Майка мгновенно промокла от пота. Я знал, что пансионат “Дейнти” рядом, но ничего не видел — на острове экономили электроэнергию. Хороший, надежный пансионат — это я тоже знал; мне хотелось поскорее оказаться в его стенах. У мадам Дегри выжили только два гостя — Джек Паннер (Джек Берримен) и Эл Хуттон (я). Хуттон был болтлив, он со многими познакомился в городе — благодаря телефону. С некоторыми даже перешел на “ты”. Условности зыбки. Если жизнь поставлена с ног на голову, если ты заперт в крошечном городке, где любая встреча попросту опасна, условности быстро теряют силу. Встречаться страшно, но можно набрать любой номер, на тебя не обидятся, с тобою поговорят. Ведь ты не дышишь на собеседника, ты не притрагиваешься к нему. А встречался Хуттон только с Джеком и с его помощником — Кирком Отисом. Наверное, это было неинтересно. По отчетам Джека я знал, что Отис спивается.

Я лежал на теплой влажной листве, дивясь, как ее много, и внимательно прислушивался (поскольку ничего не видел) к темной узкой улочке, которую мне предстояло пересечь.

Цикады.

Душная мгла.