Шпионские и иные истории из архивов России и Франции

Накануне вступления немцев в Париж Маклэйн возвращается в Лондон, где возобновляет работу в центральном аппарате британского МИД. В 1944 году его назначают 1-м секретарем английского посольства в Вашингтоне, где он работает до 1948 года, после чего едет в Каир в ранге советника посольства. Все это время он активно снабжает советскую разведку ценной информацией.

В 1950 году Маклэйн получает назначение на должность руководителя отдела США в Форин офис. В этом качестве ему нередко приходится бывать в Вашингтоне и заниматься согласованиями позиций двух стран в связи с начавшейся войной в Корее, а также по вопросу возможного использования американского атомного оружия для удара по Северной Корее. Полученная в это время от Маклэйна информация имела первостепенное значение для Москвы, которая была в курсе всех планов и намерений США и Англии в отношении КНДР. Вскоре Маклэйн попал под подозрение, о чем был вовремя предупрежден Кимом Филби, служившим в британской контрразведке (МИ-5). Предупреждение о грозящем аресте побудило Маклэйна искать убежище в Советском Союзе. Вслед за Маклэйном в Москве оказался и Гай Берджесс, сотрудник Британской секретной службы (СИС), завербованный советской разведкой с помощью Маклэйна еще в 1935 году. В Англии и США разразился громкий скандал.

В Москве Маклэйн пробыл недолго. Тогдашний глава МГБ С. Д. Игнатьев распорядился «в целях безопасности» отправить Гая Берджесса и Дональда Маклэйна, срочно переименованного в Марка Фрейзера, в закрытый для посещения иностранцев г. Куйбышев (Самара). Там Маклэйн-Фрейзер и Берджесс оказались в полной изоляции, наедине со своими невеселыми мыслями и появившимися сомнениями. А в это время в западных СМИ фантазировали, будто бы Маклэйн обосновался в роскошном кабинете на Лубянке и консультирует Сталина и Вышинского по вопросам внешней политики.

Чтобы как-то занять внезапно вырванного из привычной среды дипломата-разведчика, Куйбышевское УМГБ трудоустроило Маклэйна, не говорившего по-русски, в местный пединститут преподавателем английского языка. Приезд в 1953 году жены и детей, несомненно, облегчил положение страдавшего от одиночества Маклэйна. Три с лишним года, проведенные в Куйбышеве, были, наверное, самыми тяжелыми в его жизни. Непосредственное знакомство с жизнью советской глубинки лишило его многих иллюзий, а разгоравшаяся тогда в СССР кампания борьбы с «буржуазными космополитами и сионистами» вызывала у выпускника Кембриджа, убежденного интернационалиста Маклэйна недоумение, перераставшее в возмущение. Постепенно он приходит к выводу о персональной ответственности Сталина за творимые в стране преступления и за неприглядную в своей нищете и убогости жизнь советских людей309.

Смерть вождя в марте 1953 года была воспринята Маклэйном с надеждой на перемены к лучшему. Действительно, новое советское руководство взяло курс на реформы, люди начали дышать свободнее. Но в положении самого Маклэйна ничего не менялось. Он по-прежнему томился в куйбышевской ссылке, общаясь по большей части с местными чекистами.

Наконец летом 1955 года ему разрешили обосноваться в Москве, предоставили хорошую по тем временам квартиру в центре столицы, на Большой Дорогомиловской улице, небольшую дачку в поселке Чкаловский, и даже трудоустроили консультантом в недавно созданный журнал «Международная жизнь», официоз МИД СССР.

Здесь он встречает двух своих будущих друзей – Д. Е. Меламида и А. А. Галкина, с которыми впервые за годы пребывания в Советском Союзе получает возможность свободно обсуждать интересующие его вопросы международной и внутренней жизни. В журнале Маклэйн-Фрейзер консультирует редакцию и авторов по английской проблематике, а также пробует перо журналиста-международника под очередным псевдонимом – С. Мадзоевский.

С искренним воодушевлением воспринял Маклэйн XX съезд и развенчание «культа личности» Сталина, которого считал предателем дела социализма. Он надеялся на развитие процесса десталинизации и демократизации советского режима. Еще в 1951 году, оказавшись в СССР, Маклэйн попытался восстановить свое членство в компартии Великобритании, прерванное по настоянию его кураторов из внешней разведки НКВД. Однако ему этого не позволили, как не позволили вступить в ВКП (б). И только в 1956 году, после XX съезда партии, Марка Петровича Фрейзера приняли в ряды КПСС.

Когда в начале 1961 года Д. Е. Меламид переходил на работу в ИМЭМО, где ему предстояло возглавить Европейский сектор, он уговорил своего друга последовать за ним, поставив перед Маклэйном амбициозную и вместе с тем достойную цель – стать ведущим и главное – официально признанным советским экспертом по вопросам внешней политики Англии. Меламид обещал решить этот вопрос с директором ИМЭМО А. А. Арзуманяном, а Маклэйну предстояло убедить «товарищей» из КГБ в необходимости его перехода в институт. Окончательное же право принятия такого решения принадлежало ЦК КПСС.