«Шпионы Ватикана…»<br />(О трагическом пути священников-миссионеров: воспоминания Пьетро Леони, <br />обзор материалов следственных дел)

— Советская власть вас не только карает. Она еще и милует. Указом Президиума Верховного Совета СССР из-под стражи освобождается ряд лиц — по амнистии, по пересмотру дел, по актировке. Где вы видели такое милосердие? Миллионы уже освобождены, а это только небольшой процент всех тех, кто будет освобожден. Вот так…

В зале гробовая тишина.

— Лектору можно задавать вопросы, — говорит заместитель начальника лагеря, восседающий за председательским столом, — но организованно и по очереди. Вот вы первый, — обращается он к поднявшему руку румыну.

Тот встает.

— Гражданин начальник, вы сказали, что советская власть освободила уже миллионы и что это только небольшой процент тех, кого освободят. Если миллионы — небольшой процент, то сколько же сидят в лагерях? Полстраны!

В зале оживление, смех. Кто-то кричит:

— Верных сорок миллионов! Вот это действительно гуманизм!

Из-за кулис показывается лисья физиономия одного лагерного активиста, которому сидящий с края опер делает какие-то знаки.

— Эй, руманешти, уноси свою голову, — кричат из зала румыну.

Румын начинает пробираться к выходу. Тут вскакивает итальянский священник per Leoni — как его все зовут — и на вполне приличном русском языке кричит:

— Не верьте обманщикам-чекистам! Не верьте этой безбожной власти! Чекисты вас обманывают, боритесь с ними!

Все обомлели. Председательствующий вскочил и начал, размахивая руками, кричать:

— Что вы здесь речи произносите? Приедете на родину — там и митингуйте!

Поднялся гвалт. С большим трудом удалось утихомирить горячего Леони. Между прочим, после этого выступления его все-таки посадили в изолятор, — несмотря на гуманизм советской власти[165].

Вспоминает Жан Урвич[166]

<Лето 1955 года>

И вдруг из конца зала прозвучал голос на русском языке с итальянским акцентом: «Кто подпишет Стокгольмское воззвание, тот подпишет свой смертный приговор. Лучше жестокая смерть от атомной бомбы, чем продолжение этого „счастливого рая“, в котором мы находимся». Зал буквально взорвался. Возникшую суматоху и шум нельзя было унять. Митинг сорвался. Все пошло кувырком.

Конечно же, это был отец Пьетро, который пользовался среди заключенных

[167] очень высоким авторитетом и большим влиянием. Его самообладание и манера держать себя с лагерным начальством снискали ему уважение всех.

После митинга отец Пьетро был вызван оперуполномоченным и обвинен в открытом подстрекательстве заключенных против советской власти. Причем в качестве доказательства, политрук сделал нечто, что возможно было только в крайних случаях: он раскрыл имя своего информатора, доносившего о разговорах в бараке. Отец Пьетро вновь был посажен в барак усиленного режима.

Но случилось чудо неба! Приблизительно через 10 дней он был освобожден.

Сообщение об отъезде патера Леони в Рим в момент, когда этого никто не ожидал, вселило много надежд и радости. Этот человек дал нам уверенность, что он сообщит свободному миру, в который он вернулся, трагическую и невероятную правду о стране «матадоров» гуманизма и братства народов.

Приложение III

Воспоминания священников

Вспоминает священник Романо Скальфи[168]

В 1951 году я поступил в Коллегиум «Руссикум». С отцом Пьетро Леони я познакомился в Риме, когда он в 1955 году вернулся в Италию. Знаю, что он встречался с Папой Римским и подробно рассказал ему о положении верующих в России. Он в течение года был нашим духовником и не раз служил у нас мессу по восточному обряду. Со студентами «Руссикума» он встречался несколько раз и произвел на всех большое впечатление своей ясностью и смиренностью. Он ничего не требовал для себя — это был святой человек. Был он невысокого роста, очень худым, на лице выделялись очень блестящие глаза.

Я уже тогда знал, что он в России прошел лагерь, и он рассказывал нам, что в Одессе на него доносил православный священник. Удивительно, что по отношению к нему у отца Пьетро не было никакой ненависти. В то время в Риме стал выходить на итальянском языке журнал «Русские Известия» под руководством отца-ректора, и я сотрудничал в нем. В одном из номеров была напечатана большая статья об отце Пьетро.

В Италии преобладали тогда левые настроения, и даже среди священников. Все с надеждой смотрели на Хрущева, особенно когда в Рим прибыл главный редактор «Известий» Аджубей с женой, дочерью Хрущева. Все думали, что если мы открываем душу и протягиваем руку коммунистам, то в России что-то изменится. Все говорили о мире с коммунистами, и только отец Пьетро говорил всем: «Не верьте им! Там ничего не может измениться». В своих статьях в журнале иезуитов он очень резко выступал против коммунистов, и это вызвало негативную реакцию в Ватикане.