Прошло еще несколько минут среди цветов и травы, когда единственным звуком было вибрато теплолюбивых насекомых, и он таки нарушил молчание.
Они долго говорили о работе, ведущейся под городом.
— Я спускался несколько раз в подлодке, — сказал ей Иоганнес— Это что—то необыкновенное, Беллис. Просто поразительно, с какой скоростью ведутся работы.
— Ну, я видела, как быстро разобрали «Терпсихорию», — откликнулась Беллис. — Так что могу себе представить.
Иоганнес разговаривал с ней настороженно, но ему хотелось вернуть утраченную теплоту. Беллис чувствовала, что он тянется к ней, стараясь объяснить для себя любую резкость с ее стороны.
— Вы почти ничего не рассказали мне об острове, — заметил он.
Беллис вздохнула:
— Трудно там пришлось. Мне совсем не хочется вспоминать об этом.
Но все же она добавила кое—что к сказанному прежде — поведала об ужасающей жаре, о постоянном страхе, о тихом любопытстве анофелесов—мужчин и дьявольском аппетите их подруг.
Иоганнес пытался успокоить ее. Беллис спрашивала себя: неужели он и в самом деле считает себя человеком тонким и проницательным?
— Вчера забрали Аума, — продолжила она, и Иоганнес испуганно посмотрел на нее. — Несколько недель я обучала его соли, только и всего. Он учится с пугающей быстротой. Записывает все, что я говорю, — он уже накопил столько знаний, что хватит на учебник. И все же я думаю что он пока не может общаться без моей помощи. Но вчера днем, когда мы закончили работу с Тинтиннабулумом и комитетом инженеров, его увели и сказали, что некоторое время в моих услугах не будет нужды… Вероятно, Тинтиннабулум думает об успехах Аума лучше, чем я. А может, кто—нибудь из других специалистов по верхнекеттайскому приобрел достаточно опыта и теперь может заменить меня. — Беллис сказала это с высокомерной ухмылкой и Иоганнес рассмеялся. — Некоторое время они говорили, что я должна как можно скорее научить его бегло общаться на соли, что он нужен для работы в проекте, к которому я не имею никакого отношения. Они пытаются избавиться от меня.
Она повернулась к Иоганнесу и встретила его взгляд. Они были одни на полянке, окруженной деревьями и кустами шиповника, цветущего чахлыми весенними цветами.
— В моих услугах больше нет нужды, и я рада этому, потому что дьявольски устала. А работа Аума, похоже, только начинается. И увели его не те, к которым я уже привыкла, а Утер Доул и какие—то люди, — я никогда их не видела. Не знаю, что у них на уме. Но, видимо, с вызовом аванка дело не закончится.
Иоганнес отвернулся от нее и потрогал пальцем цветок.
— Вы только теперь это поняли, Беллис? — тихо сказал он. — Конечно же, вы правы. Этим дело не закончится. Учитывая громадность того, что мы пытаемся сделать с аванком, трудно себе представить, но, может быть… это только
«
— Среди посвященных, — продолжал он, — тех, кто видел старинные цепи, уже не одно
«
Легонько, осторожно Беллис запустила палец в его рану. Мгновение за мгновением, пересыпая свои исследования бессмысленными подробностями.
В гневе Иоганнес был готов серьезно рассуждать о сомнениях, которые возникали в связи с планами Любовников.
Они шли по деревянному судну, минуя переделанные трубы и надстройки, и Беллис подкармливала негодование Иоганнеса, ведя свой робкий, осторожный допрос, понемногу выведывая подробности.
Начав слушать, Беллис узнавала все те же имена, все те же, что и везде, сплетни. Поверхностный слой преданности Армаде оказался тонок. Тревоги и противоречия теперь были ясно различимы, как структура дерева под лаком.
Беллис с испугом поняла, что несогласные голоса раздаются не только в верхах Баска и Дворняжника. Сомнения посещали и кое—кого из давних и преданных слуг Саргановых вод, связавших себя с отступниками.
Согласие в квартале Любовников, насколько она поняла вовсе не было таким уж прочным. И, как Беллис отчасти и предполагала, одно имя чаще всего повторяли, чаще всего связывали с растущим недовольством. Саймон Фенч.
Беллис принялась его искать.