Шрам

– Я не знала, – повторила она.

Пистолет ни разу не дрогнул в его руке.

Он снова принялся ругать ее – тягучее, медлительное поношение, которое она предпочла не прерывать. Она дала ему выговориться. Он долго клял ее, а потом изменил тактику и заговорил почти нормальным тоном.

– Столько мертвецов. Столько крови. Я был внизу – вам это известно? Я плавал во всем этом. – Он перешел на шепот. – Я плавал в этой кровище. Убивал таких же, как я сам. Глупых кробюзонских парней, с которыми, может, якшался когда-то. И если бы меня забрали, если бы было по-ихнему, если бы они сделали то, что собирались, если бы захватили город к чертям собачьим, то убийства бы не прекратились. А я был бы сейчас на пути в колонии. Раб-переделанный… Мой парнишка, Шекель, – сказал он неожиданно спокойным голосом. – Вы же знаете Шекеля. – Он уставился на нее. – Он помогал вам пару раз. Так вот, он и его подружка Анжевина оказались в гуще сражения. Анжи-то еще может о себе позаботиться, но Шекель… Он, дурачок, где-то раздобыл ружье. Пуля попала в релинг рядом с ним, и щепки поранили ему лицо, превратили в настоящее месиво. Теперь он всю жизнь будет носить эти отметины – всю жизнь. И вот я думаю, что если бы этот кробюзонец подвинул ружье на один дюйм – всего один! – то Шекеля бы уже не было. Не было.

Беллис не могла отрешиться от отчаяния в его голосе.

– Как и всех остальных, кого убило. – Флорин теперь говорил без интонаций, монотонно. – А кто их убил, всех этих мертвых ребят? Кто? Что, пришлось обратиться за помощью? Вы что, не понимали, что может произойти? Не понимали? Вам было все равно? Вам и теперь все равно?

Его слова больно хлестали Беллис, и, хотя она качала головой – нет, мол, все было не так, – ею владел глубочайший стыд.

– Это вы убили их, предательница, дрянь.

– Я… и вы.

Пистолет его по-прежнему не дрогнул, но лицо исказилось гримасой.

– Я? – сказал он. – Меня-то вы сюда не впутывайте. – Глаза его налились кровью. – Вы едва не убили моего мальчишку.

Беллис смахнула слезу.

– Флорин, – сказал она хрипловатым голосом. – Флорин, – медленно произнесла она, в отчаянии поднимая руки. – Я клянусь вам, клянусь вам, клянусь… я ничего не знала.

Она подумала, что Флорина все же мучили сомнения, он не был уверен до конца, а иначе просто разнес бы ей голову. Она долго говорила с ним, путаясь в словах, пытаясь найти средство передать невероятное, то, что даже ей казалось ложью.

Пока Беллис говорила, дуло пистолета смотрело ей в лоб. Рассказывая Флорину то, что стало понятно ей, Беллис замолкала время от времени, впитывая в себя истину.

За плечом Флорина Сака она видела окно и, говоря, смотрела в него. Все легче, чем встречаться взглядом с Флорином. Каждый раз, когда она переводила глаза на него, ее лицо загоралось. Ее сжигало чувство вины за предательство, а главное – стыд.

– Я верила в то, о чем говорила вам, – сказала она ему и, вспомнив о кровопролитии, моргнула – так ей было больно. – Он и меня обманул.

– Я понятия не имею, как они нашли Армаду, – сказала она чуть погодя, все еще чувствуя презрение и недоверие Флорина. – Я не знаю, как это действует. Я не знаю, что они сделали, не знаю, какие приборы или информацию он похитил, чтобы это сработало. Было что-то такое… Наверное, он что-то спрятал. Наверное, он передал им что-то такое, чтобы они могли выследить нас… в этом послании…

– В том, что вы дали мне, – сказал Флорин.

Беллис помедлила, потом кивнула:

– В том, что он дал мне, а я передала вам.

– Он меня убедил, – сказала она. – Джаббер милостивый, Флорин, почему, вы думаете, я оказалась на «Терпсихории»? Я спасалась, к херам собачьим, Флорин. – Он молча слушал ее. – Я бежала, – продолжала Беллис. – Бежала. И, черт меня побери, мне здесь не нравится. Это место не для меня… Но я бежала. Я бы сюда этих сукиных сынов ни за что не вызвала. Я им не верю. Я бежала, потому что опасалась за свою шею.

Он с любопытством посмотрел на нее.

– И если откровенно… – Она помедлила, взвешивая, стоит ли продолжать, опасаясь, что ее слова прозвучат заискивающе, но ей хотелось сказать ему правду. – Если откровенно, – решилась она, сдерживая дрожь в голосе. – Откровенно, я бы никогда такого не сделала. Ни с вами и ни с кем другим. Я не судья, Флорин, и не желаю, чтобы их правосудие настигало вас и таких, как вы.

Он поймал ее взгляд с каменным лицом.

Позднее она поняла, что дело решили не ее горе и не ее стыд, что поверил он ей по другой причине. Ни стыду, ни горю он не верил, и Беллис не могла винить его в этом. Ее злость – вот что убедило его в правдивости ее слов.

Несколько долгих, беззвучных, несчастных секунд Беллис чувствовала дрожь в своем теле; кулаки ее были сжаты так, что костяшки пальцев резко выступили, побелев от напряжения.

«Ах ты, сволочь», – услышала она свои слова и покачала головой.

Флорин понял, что эти слова обращены не к нему – Беллис думала о Сайласе Фенеке.

– Он лгал мне, Флорин! – вдруг со страстью, удивляя себя самое, вскрикнула она. – Громоздил одну ложь на другую… чтобы потом использовать меня.