Штормовое предупреждение

— Точно. Он так мне и заявил. Теперь, говорит, ему не стыдно брать деньги. Потому что, если не возьмет он, они достанутся каким-нибудь расистам или фашистам. Уж лучше им остаться в сфере труда, внутри системы обеспечения рабочих, он так и сказал: внутри системы, и еще добавил, что он завязал со всякими забастовками и протестами. Что может принести гораздо больше пользы на другом фронте борьбы.

— И ты позволил ему угостить тебя чашечкой кофе, так?

— Нет, Чарли. Я бы не взял из его рук даже стакана воды, если бы даже умирал от голода.

— Или от жажды?

— Даже если от жажды, да.

— Кстати, о жратве, я правда сейчас умру, Снежок…

Он решительно разворачивается:

— Я быстренько.

Он проталкивается сквозь толпу к автофургону с чаем и едой, на борту надпись "Коста-дель-Уоппинг", да-а, почти Коста-дель-Соль. Помимо обычного придорожного ассортимента здесь еще имеются фирменные блюда: "чили-кон-Уоппинг" и "мясо в горшочке по-уоппингски".

— Хочешь кофейку, приятель? — спрашивает продавец, бледный коротышка с редкими, но довольно длинными волосами, кончики черных кудрей, усыпанных перхотью, загибаются возле воротника и торчат вверх.

— Кофе у меня с собой.

Чарли, подняв руку, показывает ему термос с кофе, приготовленным Морин. От этого движения мускулы на животе напрягаются и давят на мочевой пузырь, Чарли чувствует позыв, но пока еще слабый. Туалеты поставили примерно в сотне ярдов отсюда, рядом с ними самое большое скопище. Чарли решает подождать, пока толпа немного рассосется.

— Тогда что тебе?

— Давайте мясо с картошкой, в горшочке.

Жуя на ходу кусок мяса, выуженный из бумажного контейнера, Чарли бредет обратно к тому месту, где оставил Снежка. Мясо вполне сносное.

Полицейские все в одинаковых робах на молнии, на которых никаких пометок, ни номеров, ни знаков отличия. Они нервно шныряют среди толпы, то там, то здесь. Чарли вспоминает слова Ллойда и мысленно с ним соглашается: атмосфера тут сегодня очень напряженная. В воздухе веет грозой. Он проталкивается сквозь толщу людей, машинально читая лозунги. "Мердок, ты худшая из новостей". "Ист-Энд поимел Флит-стрит". На местных жителей демонстранты смотрят как на врагов, к ним цепляются, им хамят, их с подозрением оглядывают, только за то, что они здесь живут. В толпе бродят всякие экстремисты, торгующие значками, флажками и бляхами с "левыми" лозунгами. Откуда-то издалека доносится марш в исполнении духовых, музыканты с медными трубами и валторнами проходят по шоссе.

Давка усиливается, ажиотаж нарастает. Пробираясь к Ллойду, Чарли слышит, что парни в шапках и с черными флагами что-то скандируют, но что — не разобрать. К воротам медленно подкатывает автобус. Чарли видит, как шоссе перегораживает цепь полицейских. За ними — конная полиция, у седел болтаются дубинки. Странно видеть их здесь, всех Этих стражей порядка, их сотни, ведь не происходит ничего криминального, всего лишь забастовка.

Позади обширного пространства, заполненного полицейскими, громоздятся скамейки, одна за другой, где расположились газетчики и телевизионщики, сколько их… сбежались сюда, как в цирк. Чарли охватывает ненависть к этим шакалам, но внутренний голос говорит ему, что их присутствие дает хоть какую-то гарантию мирного исхода, хотя копы иногда вырывают у них аппараты и блокноты.

Теперь Чарли может разобрать слова, которые распевно скандируют приверженцы классовой борьбы. Или это троцкисты? Они дразнят полицейских:

Кто сегодня самый умный?

Самый умный наш сержант.

Физиономии у полицейских напряженные и злые. Ни с того ни с сего толпа начинает выплескиваться за невидимый барьер — край шоссе. Полицейские перегруппировываются, смыкают шеренгу. Их главный достает мегафон. И тут Чарли чувствует резкий напор толпы, оттесненной автобусом: это к сомкнутым воротам подвозят тех, кто не поддержал стачку. Раздаются крики "гады" и "шкуры". Чарли засовывает детектив в карман куртки — ясно, что теперь не почитаешь. Вопли и крики становятся все громче. Ллойд наклоняется к Чарли.

— Кто в автобусе-то?

— Не вижу. Шестерки. Небось наши писаки.

— Мудаки писучие…

— А ведь кто-то из них отказался сюда ехать.

— Ну да, вроде их целая дюжина набралась.

— А эти-то, эти. Думают, что мы тут прохлаждаемся.

— Это мы прохлаждаемся? Мы? Можно подумать, за их счет. А они, бедняжки, надрываются, целый день отсиживают задницы.

Слышится звон разбитой бутылки, снова скандируют какие-то стишки, на сей раз достается Маргарет Тэтчер. Чарли кожей чувствует, что полиция мало-помалу готовится к боевым действиям.

— А при чем тут Мэгги? — недоумевает Чарли.

— А киты? При чем тут киты? — говорит в ответ Ллойд.

— Ну, киты как раз из нашего лагеря. Тоже вымирают, как печатники.

Толпа прижимает Чарли и Ллойда все ближе к оцеплению. Главный начинает что-то вякать, прижав к губам мегафон. Слышно очень плохо. Чарли напрягает слух.

Если… не покинут… десять минут… будем вынуждены..

Малый с антифашистской бляхой резко протискивается мимо Чарли и задевает термос — термос летит на землю. Малый весь какой-то замусоленный, с сальными волосами. Он злобно поворачивается к Чарли:

— Не зевай, дядя.