Штрафбат магического мира

Блаженство продолжалось до вечера — пока из размазанного пятна портала не выпал пьяный в хлам Датим с полупустой бутылью гномьего огонька в руках. Всю сонную одурь как рукой сняло. Оглянуться по сторонам, выискивая посторонних, торопливо отослать удивлённого Вакенши проведать сослуживцев, затащить Датима в землянку и поставить самый плотный из пологов молчания, который когда-либо мог сделать маг-недоучка. И лишь после этого позволить себе короткий вопрос:

— Они живы?

— Ты думаешь, это всегда хорошо — быть живым? — Датим пьяно ухмыльнулся. — Думаешь, я не понимаю, что сейчас им лучше быть мёртвыми? Уже два часа, два страшных часа я не могу отдать приказ о их смерти! Выпьем!

— Ты их потерял?

— Они не вышли на заданную точку. Уже два часа, как их нет. Ты будешь пить или мне всё допивать самому?

— Это мелочи. В рейде бывает всякое. Два часа — не срок. Откуда такой мандраж?

Трясущейся рукой Датим налил себе стакан гномьего огонька, с напёрстка которого, бывало, падали и крепкие, сильные воины, лихо опрокинул в себя — и замер, прямой и обманчиво трезвый. Голос его, когда он заговорил, напоминал разбитое стекло с острыми краями, прозрачное и где-то даже красивое, но тронь — порежешься.

Маршалами чаше всего становятся не за заслуги. Родовитые предки, определяющие ребёнка на службу ещё до рождения; влиятельные знакомства, помогающие не продвигаться — взлетать по карьерной лестнице. Интриги и предательство, сплетни и протекции, случайные и тщательно выстраиваемые — вот ступени к славе, к почестям. К богатству. И только в армии, и только во время войны бывает иначе.

Ируг был «солдатским маршалом». Обедневший род, настолько бедный, что над ним даже не смеялись — есть ли смысл смеяться над нищетой древних воинов, у которых не осталось ничего, кроме чести? Удовольствия — никакого, а вот неприятностей от этих сумасшедших получить можно. Ируг был младшим в роду. Его обучал премудростям военного дела отец, гоняли по двору, тренируя до потери сознания, старшие братья, но купить ему офицерский чин или полк, чтобы поступить на службу, у семьи не было возможности. И младший, надежда семьи, пошёл служить обычным солдатом. Несколько лет, сжав зубы, он воевал на передовой, стремясь в самые опасные, яростные места, пока начальство не поняло: малыш просто не умел проигрывать. Как бы тяжело ни было, как бы плохо ни становилось, он шёл до конца, стиснув зубы и заражая своим примером окружающих. И неизменно выигрывал. Способного юнца заметили — и стали использовать. А тот воевал, одинаково легко командуя отрядом, ротой, полком. Армией. Показывая недюжинные знания, вбитые ему отцом, и отвагу, унаследованную от череды предков-воинов. Его кидали с одного горячего места на другое, им закрывали дыры, им восхищались… и ему завидовали. Слишком быстро он поднялся, слишком горд и независим был, признавая службу даже не королю — отчизне. Такого не прощают.

Однажды в их обветшалое поместье пришли подводы, гружённые продовольствием, стройматериалами, одеждой. Расторопные солдаты скинули груз посреди двора, крикнув, что это посылка их младшего сына, и исчезли. За ними, практически сразу, нагрянула королевская инспекция. Среди вещей, принадлежащих врученному Иругу под командование гвардейскому полку, оказался и сундучок с полковой казной. Пока командир мотался по передовой, нашлись умельцы, провернувшие такую операцию. Датим, считавший себя учеником «солдатского маршала», был уверен, кто именно провернул и по чьему заказу. Он рыл землю, пытаясь оправдать своего учителя, но концы были надёжно обрублены и Ируг оказался на передовой. Позже умельцы погибли: кто от случайной пули, кто от рук пьяного собутыльника, а кто и по более серьёзным обвинениям. Датим никогда не прощал своих врагов. Больше всего он боялся, что его маршал сломается в штрафбате. Но тот остался победителем и здесь. Из ничего, из крови и смерти умудрялся готовить элитных бойцов — не тех, кто хорошо дерётся, и не тех, кто кладёт врагов тысячами, — тех, кто возвращается с задания.

В разведке появились волки, способные изменить исход войны. Датим был счастлив. Одно его расстраивало: он уже несколько раз пытался перевести своего учителя в разведку. Корона сквозь пальцы смотрела на подобное: смертность в штрафбате и разведке была примерно одинакова, а пользы намного больше. Но Ируг, глубоко оскорблённый неверием короля в его честь, наотрез отказывался покидать штрафбат, продолжая выполнять нелепые, самоубийственные задания, в которых можно было погибнуть легко, глупо и практически моментально. Датим опекал учителя как мог. Узнав, что элитную роту штрафбата готовятся отправить на поля льеха, он придумал этот смешной, нелепый рейд — простой и практически неопасный.

— Ты понимаешь иронию, малыш! Да не вскидывайся ты так, тебе ещё далеко до пса войны, что бы ты о себе ни воображал. Лучше наливай почаще… Ирония в том, что ты, уйдя на безнадёжное предприятие, вернулся, а мой учитель с совершенно лёгкой прогулки — нет. Если бы я не отправил его туда… Если бы не придумывал всякие глупости, Ируг был бы жив!