Штрафбат Павла Первого: Штрафбат Его Императорского Величества. Спецназ Его Величества. Диверсанты Его Величества. Заградотряд Его Величества

В Лондоне, как и в любом европейском городе, трубочист столь привычное и естественное явление, что вы можете пройти мимо и не обратить на него внимания. Более того, даже если и увидите, то через несколько минут и не вспомните о встрече. Правда, Мишка выбрал маскировку не только по этой причине – уж очень удобно оказалось переносить по улицам винтовки, замотанные в испачканные сажей тряпки и привязанные к лестнице. И, опять же, не вызовет никакого подозрения появление на любой крыше одетых в черное фигур. Привычный элемент пейзажа, вроде тележки молочника или лотка разносчика зелени. Тележку, кстати, использовали Иоселиани с Замойским, исчезнувшие с места событий сразу после отъезда экипажа.

Цесаревич хоть и торопился, но не удержался от искушения полюбоваться на четкие действия солдат полковника Бредфорда, оцепивших дом и часть улицы с похвальной быстротой и организованностью. Сам сэр Эшли появится чуть позже, когда самое ценное успеют увезти, и останется только авторитетом, званием и блеском наград задавить робкие попытки сыщиков уголовного суда нажиться на расследовании громкого преступления.

– А ведь хорошо работают канальи, Михаил Касьянович!

Мишка хмыкнул:

– Дилетанты. За половину прибыли должны землю носом рыть, бездельники… Пехота, мать их.

Видимо, полковник Бредфорд был не лучшего мнения о своих людях, так как поздним вечером рассыпался в комплиментах и выразил восхищение именно действиями русских гусар:

– Это невероятно, сэр Майкл! Вы попали в Кавендиша с шестисот ярдов! Расскажи кто другой, я бы ни за что не поверил!

Мишка скромно пожал плечами и не стал отнекиваться от незаслуженных почестей. С Николаем Павловичем ничего не случится, если малая толика славы пройдет стороной. Пусть проходит, зато так безопаснее для самого цесаревича.

– Это наша работа, сэр Эшли.

– И великолепно выполненная работа, позволю себе заметить. Давно у нас не случалось столь легкого и славного дела. – Восторгу Бредфорда не виделось предела. – И, самое главное, чертовски прибыльного. Когда произведем расчет?

– Можно прямо сейчас. Справедливо поделенные трофеи – залог крепкой дружбы и стимул к дальнейшему процветанию предприятия.

– Изрядно сказано, – уважительно кивнул полковник. – Сенека, Аристотель? А может, кто-то из немецких философов?

– Да, – согласился Нечихаев, – пожалуй, что и немец. Иоганн Михаэль фон Лупехвальд.

– Дворянин?

– Больше того – он князь.

– Нужно записать, а то забуду. – Сэр Эшли потянулся к лежавшему на секретере альбому, более подходящему помешанной на изящных искусствах девице, чем человеку разбойной профессии. – Люблю, знаете ли, на досуге перечитывать мысли великих людей. Коллекционирую. А этот ваш фон Лупехвальд точно из великих?

– Несомненно! И по женской части весьма не дурак, и выпить…

О военных талантах капитана Лопухина Мишка не распространялся. Придет время, и полковник сам все узнает. Если захочет. Интересно, где сейчас Ивана Михайловича черти носят?

Перо заскользило по бумаге, сберегая для потомков мудрость философской мысли, а Бредфорд, не отрывая взгляда от бессмертных строчек, предложил:

– Хересу, виски, бренди?

– Не нужно, – отказался Нечихаев. – Давайте сначала закончим наше дело, полковник.

Великий князь в распределении трофеев не участвовал. Николая Павловича не интересовал ни звон монет, ни скучный шелест бумаг – он писал письмо Дарье Касьяновне Нечихаевой, рассказывая о подвигах ее старшего брата и лишь скромно намекая на собственные. Дашка и сама догадается о них, она умная. Разве только стоит сгустить краски? Или все же лучше посоветоваться со старшими товарищами?

– Скажите, граф, а не будет преувеличением, если я напишу о смертельной опасности?

– Это банально, Николя, – откликнулся Замойский. – Ты только расстроишь девушку. Лучше расскажи, как английского генерала в плен взял.

– Но я не пленял генералов!

– Это несущественные подробности, которые не постигнуть женской логикой. Но если не хочешь приукрашивать действительность… Точно, сообщи, что дал клятву никогда не брать в плен английских генералов!

– Граф, но тогда Дарья Касьяновна подумает, будто я их сразу же убиваю, не оставляя шансов сдаться.

– Николя, – снисходительно улыбнулся Замойский, – пусть девушка думает что угодно! Главное – в письме не будет ни единого слова неправды.

– Логично, – согласился цесаревич и тут же поставил на письмо огромную кляксу. – Гусиными перьями невозможно писать, господа!

– Еще лет пять назад ими все пользовались, – заметил Иоселиани, играющий сам с собой в шахматы. – Тем более сам виноват, что не взял с собой нормальную ручку.

– Михаил Касьянович запретил.

– Тогда терпи и ставь кляксы. Про подрыв пороховых погребов писать будешь?

– Это неинтересно. Где там героизм и подвиг был? Пришли среди бела дня, оглушили часовых, заминировали… Даже не выстрелили ни разу. Мальчишки по чужим садам и то с большим риском лазают.

– Приходилось участвовать в таких набегах?

– Откуда?