Штрафбат везде штрафбат Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта

Вот что значат опыт и интуиция! Недаром Фрике был их командиром! И неудивительно, что он дожил до седых волос на фронтах двух великих войн.

Выглянув за угол, Юрген увидел еще один танк, еще одну «пантеру». Это была другая «пантера». У нее было имя — Pudel Magda, аккуратно выведенное на борту. Вероятно, так звали любимую суку командира танка. Порода собаки была указана для того, чтобы никто, не дай бог, не подумал, что это имя жены командира танка. Бывшего командира. Потому что и этот танк был украшен лилией.

«Пуделиха» рычала и скребла лапами о мостовую. Ее ярость вызывала баррикада, возведенная поперек улицы. Такая баррикада отлично подошла бы повстанцам. Она была точь–в–точь как на картинке из учебника истории. Вена в 1848 году, Парижская коммуна, Красная Пресня в 1905 году. Вывороченные уличные фонари, поваленные деревья, парковые лавочки, булыжники мостовой. Когда–то такая баррикада могла сдержать правительственные войска. Современный средний танк влетел в нее, как кулак мясника в живот интеллигента. «Пуделиха» вильнула хвостом туда–сюда, разметая баррикаду по бревнышку. Вместе с остатками баррикады во все стороны полетели фигурки в серой форме. В образовавшийся пролом с криками «Jeszcze Polska nie zginela»[44] из подворотен близлежащих домов бросилось около сотни разномастно одетых и разнокалиберно вооруженных мужчин, которых роднили квадратные фуражки и бело–красные нарукавные повязки и шарфы.

— Повстанцы силами роты пехоты при поддержке танка атакуют немецкие позиции, — доложил Юрген при возвращении. — Второй эшелон отсутствует. Есть возможность ударить в тыл наступающим.

— Рядовой Хюбшман! Продолжить движение в прежнем направлении. Нам необходимо разыскать в этом бедламе штаб бригады Дирлевангера, — приказал Фрике. Он повернулся к Юргену: — У нас еще будет возможность, подозреваю, что не одна, схватиться с бунтовщиками, когда они преградят нам дорогу, — сказал он и заметил с укоризной: — Ты говорил о них, как о регулярных воинских формированиях. Это ошибка. Она может дорого нам обойтись. Они — бунтовщики, бандиты. И разговор с ними будет как с бандитами. Никакого разговора не будет. Вермахт не разговаривает с бандитами.

— Дорого нам обойдется, если мы будем относиться к ним как к бандитам, — проворчал Юрген, усаживаясь на свое место, — во всяком случае, воюют они как регулярные воинские части.

Им не пришлось долго ждать новой встречи с повстанцами. Они ехали по изогнутой улице и вдруг увидели, что выезд с нее перегораживает мощная баррикада. Их взгляды уперлись в широкие спины солдат, обтянутые до ужаса знакомыми русскими телогрейками. Солдаты, пригнувшись, вели огонь из тяжелых автоматов с круглыми магазинами сквозь просветы в баррикаде. Два или три из них обернулись, окинули их бронетранспортер равнодушным взглядом и опять вернулись к своему занятию. Причина такого пренебрежительного отношения была на слуху. Это грозное урчание месяцами звучало в их ушах. И вот он появился как видение из их кошмарных снов. Крепко сбитый, с крутым покатым лбом. «Т–34». Он неспешно полз в их сторону, перегораживая второй выезд с улицы.

Мимо них, тяжело топая сапогами, пробежал взвод солдат все в тех же телогрейках. Донесся привычный русский мат–перемат. Подполковник Фрике, прильнув к смотровой щели, смотрел в нее широко раскрытыми от изумления глазами и тряс головой, не в силах сказать ни слова. Они все тоже сидели тихо в ожидании приказа. Только рука Красавчика подрагивала на ручке переключения передач, готовая в любой момент сдвинуть ее вверх или вниз.

Кто–то постучал пальцем в стенку бронетранспортера.

— Не, Kameraden, haben sie Tabak?[45] — раздался голос с сильным русским акцентом.

Фрике жестом приказал Вортенбергу ответить. Тот приподнялся над стенкой бронетранспортера.

Вслед за ним поднялся и Юрген, ему было интересно, что же там происходит. Перед ними, дыша перегаром, стоял высокий худощавый мужчина в немецкой каске. Впалые щеки были покрыты густой щетиной, кожа туго обтягивала широкие скулы. Ворот телогрейки был распахнут, под ней виднелся мундир, сдвоенная руна зиг в правой петлице, три четырехугольные звезды — в левой. Юрген даже вздрогнул — так они напомнили ему советские «кубари».

— Zigarette, bitte, — сказал Вортенберг, протягивая эсэсовцу пачку сигарет.

— А папирос нет? — спросил тот по–русски.

— Keine Papirossy, — ответил Вортенберг.

— Что ж, давай. — Эсэсовец взял пачку, достал одну сигарету, сунул пачку к себе в карман. Потом показал на погон Вортенберга, ткнул в свою петлицу, сказал с улыбкой:

— Обер–лейтенант — оберштурмфюрер, вермахт — СС, фрёйндшафт,[46] — и для пущей убедительности сцепил две руки.

— Wo ist der Kommandeur? SS–Standartenfuhrer Dirlewanger?[47] — спросил Вортенберг.

Но русский уже исчерпал свой словарный запас, или интерес, или время, или все вместе.

— Командир — там, четыре квартала, — махнул он рукой вдоль по улице, подошел к капоту бронетранспортера, опять махнул рукой: — Ну–ка сдай назад!