Штрафбат

— За себя боишься, начальник? — усмехнулся Глымов.

— За тебя. Кто-нибудь стукнет в заградотряд, приедут, захомутают и…

— Шлепнут? — перебил Глымов.

— Именно так. За антисоветскую агитацию и пропаганду, — подтвердил Твердохлебов. — А я хочу, чтоб ты воевал, Глымов. Ты хорошо воевать будешь.

— Два дня. — Глымов плюнул на ладонь, загасил в слюне цигарку и окурок спрятал в карман. — А на третий убьют.

— Глядишь, пронесет.

— Стал быть, на четвертый убьют, — сказал Глымов.

— Ну вот, заладил, как тетерев на току. Тебе так погибнуть охота?

— Не скажи, еще малость пожил бы… — вздохнул Глымов, глядя в глухую темноту, в ту сторону, где вдалеке затаился враг.

— Так и живи, Антип Петрович, — сказал Твердохлебов. — Живи врагам назло.

— Получается так, комбат, что враги у меня и спереди и сзади.

— Не один ты такой красивый. У всех у нас, — нахмурился Твердохлебов.

— У кого у всех? — глянул на него Глымов.

— У штрафников…

И в это время вновь засвистели в черном небе мины и взрывы заухали совсем рядом. Раз, два, три, четыре… потом минутный перерыв, и снова — раз, два, три, четыре, пять…

Они лежали на дне окопа рядом с другими штрафниками, обнявшись, как родные, и земля сыпалась им на спины, и Глымов при каждом взрыве бормотал:

— Во дает, туды-т твою… во дают, сучьи выродки…

— Дурят фрицы… — отозвался Твердохлебов, — небось спросонья дурят.

Минометный обстрел прекратился так же внезапно, как и начался. Наступившая тишина показалась еще оглушительней, и ночь чернее. И как спасение из глубины окопа донеслись протяжные звуки гармоники. Над полем, разделявшим две армии, поплыла печальная мелодия:

Степь да степь кругом, путь далек лежит,В той степи глухой замерзал ямщик…

Но сразу же, заглушая тягучую печальную мелодию, глухо и сильно застучал пулемет. Трассирующие пули синими и красными стрелами полосовали ночную темень, улетали вглубь.

Рано утром, когда штрафникам раздавали горячую пшенную кашу из полевой кухни и сухой паек, в расположение батальона прикатил обшарпанный, весь в дырках от пуль, с многочисленными вмятинами «виллис» с открытым верхом. Из машины выпрыгнул подтянутый майор Белянов, спросил у штрафников, стоявших в очереди за кашей:

— Комбат где, ребята?

— А вона блиндаж в низинке. Правее идите — там тропка есть.

Майор углядел тропку, ведущую к окопам, и бодро зашагал вперед. Шинель его была расстегнута, и при ходьбе сверкали на груди орден Боевого Красного Знамени и несколько медалей.

Твердохлебов пил чай, сидя у буржуйки. В углу у рации сидел радист и ординарец Митька Сенников, бывший студент истфака МГУ, штопал суровой ниткой телогрейку.

— Хватит чаи гонять, комбат, — еще в дверях сказал Белянов. — Поехали! В штабе дивизии ждут.

Твердохлебов поставил кружку на снарядный ящик, заменявший стол, поднялся и стал надевать телогрейку.

Беляновский «виллис» трясло немилосердно, и слова отлетали куда-то в сторону.

— Ну как пополнение, Василий Степаныч?

— Нормальное. Другого не ждал, — ответил Твердохлебов.

— Я уже тебе говорил и еще раз скажу, — наклонившись к Твердохлебову, опять закричал ему в ухо майор Белянов. — В атаку пойдете — вперед не лезь, понял?! У наших соседей тоже штрафники на левом фланге стоят — комбат там Игорь Тоболкин был…

— Был?! — переспросил Твердохлебов.

— В атаку людей поднял, вперед полез — кто-то ему в спину и шмальнул! — кричал майор Белянов. — Наповал! Ты его знал?

— В штабе дивизии встречал пару раз. Хороший человек… надежный…

— Нету больше надежного человека! По своей дурости! Я и тебе для чего говорю — чтоб не лез наперед всех! Поостерегся!

— Я воробей стреляный, — улыбнулся Твердохлебов.

«Виллис» петлял по лесной дороге и скоро выскочил на небольшое поле, поперек которого тянулись земляные брустверы с торчавшими рылами пулеметов. Дальше виднелась минометная батарея, стоял танк, и полно было солдат НКВД.

«Виллис» въехал в редкий перелесок. Над большим блиндажом был натянут маскировочный полог и выставлена охрана. Водитель Белянова поставил машину рядом с «газиками» и «виллисами», на которых приехали командиры других полков и артдивизиона дивизии. Белянов и Твердохлебов выпрыгнули из машины, зашагали к блиндажу.

Они спустились по земляным ступенькам в блиндаж. Командиры полков, стоявшие вокруг длинного, сколоченного из грубо обтесанных досок стола, при их появлении разом обернулись.

— Вы опоздали на три минуты! — раздался голос командира дивизии Лыкова. Подняв голову от расстеленной на столе оперативной карты, он строго смотрел на вошедших.

— Виноват, товарищ генерал, — вытянулся и щелкнул стоптанными каблуками сапог Белянов. — Проверял боеприпасы личного состава батальона, запоздал.

— Твердохлебов, ты тоже боеприпасы проверял? — спросил генерал.

— Никак нет. Моему пополнению до сих пор оружие не выдали.

— Как так? — Лыков вопросительно взглянул на майора с малиновыми петлицами. — Значит, завтра штрафники в атаку безоружными пойдут?

— Заминка вышла, товарищ генерал. К вечеру пополнение штрафников получит оружие, — ответил майор НКВД Харченко, кашлянув в кулак.