Штучка

— Ну, на лбу у тебя не написано было, что тебе понравилось, — фыркнул Егор, — а в таких вещах я чутью не особо верю. Пока вслух не скажут — додумывать нельзя.

— У меня просто только с тобой так, — Танька смущенно поежилась, неловко вспоминая, что вообще-то сидит перед Егором почти что голышом. Хотя почему «почти» — как будто те стринги очень много скрывали.

Она многого недоговаривала этим «только с тобой». Вряд ли нормально можно было понять, как именно все в Таньке замирает, когда она рядом с Егором, как сами собой подкашиваются ноги, когда она смотрит ему в глаза. Как в мыслях то и дело проскакивает мысль, что если за то, чтобы он оставался рядом, нужно было стоять перед ним на коленях, то она, пожалуй, постояла бы на них сколько понадобится. Да хоть бы даже вообще не вставала.

— Ну, это заметно, — кажется, Егор тоже вспомнил, что Танька вообще-то раздетая, потому что именно сейчас он потянулся к ней, притягивая ее ближе к себе, — заметно, что для тебя это ново, солнышко, и не обижайся.

Да какие обиды. Какие обиды вообще могут быть сейчас, когда его пальцы сжимаются на ее талии, когда он придвигается к ней, явно намереваясь опрокинуть ее на кровать.

— Погоди, — слабо выдохнула Танька, нашаривая таки выпущенный из пальцев ошейник, — я же не…

— Ты уверена, солнышко? — мягко шепнул Егор, глядя на Таньку с каким-то не очень ясным прищуром. — Уверена, что настолько мне доверяешь? Что готова ко всему, что я могу с тобой сделать?

Честно или самонадеянно? Честно — нет, но самонадеянно — да. Но риск… Риск, честно говоря, только обострял. Она была согласна попробовать играть по его правилам. Она же действительно всегда помнила, где дверь. Она помнила и про слово «хватит». Принятие — кажется, это ему было нужно, да?

— Да, я уверена, — тихо сказала Танька, застегивая кнопки ошейника на шее, а затем опустила руки на колени, опустила и ресницы, — господин.

Покорная

Хотелось бы предупредить очень впечателительных людей — эта глава по своей эмоциональной БДСМ-составляющей — самая жесткая на всю оставшуюся книгу. Она — можно сказать, переломная. Дальше — будет легче.

Первое, что сделал Егор после того, как Татьяна произнесла свое «Господин», — это качнулся на нее, накрывая этот несносный рот поцелуем, запуская ладонь в трусы девчонки, двумя пальцами толкаясь в девичье лоно. Раз, другой, третий… Достаточно, чтобы девушка под его руками заскулила и выгнулась ему навстречу. Достаточно, чтобы возбудить ее, раздразнить аппетит. Потому что без возбуждения пороть было — все равно, что трахаться насухую.

— На исходную, — выдохнул Егор, отстраняясь. Вышел, чтобы дать ей время подготовиться. Да и попросту потому, что нужно было взять стек. На полном серьезе у Егора и в уме не было полосовать Татьяну ремнем. Он в принципе не очень любил синяков на женской коже, они противоречили чувству внутренней эстетики.

Это был страйк. И она выбила его одним легким движением руки, одним только сказанным словом.

Кажется, Татьяна играла только по-крупному и никак иначе. И ее ставки… Играли. Боже, как они играли.

От нее вышибло все предохранители, что могли хоть как-то удерживать Егора в руках.

«Господин»

А ведь никто этому ее не учил. В голове лишь только болталась теория, наловленная в интернете, да его стебные СМСки, но ведь сказала же! Да еще каким тоном, и опустив глаза. Идеальная покорная, пусть даже и Егор знал, что ни черта она такой не была. Разве что — для него была. Для него была готова. И осознание этого ее к нему отношения шибало в голову так, что Егор сам себе казался не трезвым.

С этой секунды — только его правила имели значение в игре. И только он определял границы. Она сказала, что готова к этому. Она была готова подчиниться.

Стек. Маска. Лед.

Достаточно. Больше чем достаточно — Таня могла не выдержать удары стеком, но это все же куда сильнее, чем удары ладонью, которых ей… не очень-то надолго и хватило. И недели же не прошло, как ей захотелось еще. Кажется, кто-то слишком проникся адреналином того вечера.

Это стало неожиданностью. Очень неожиданно, но когда до Егора дошло, чего Татьяна добивается, все стало на свои места. Боль — контролируемая, принятая добровольно, бережная, вкрадчивая — зачаровала неопытную дурочку своей мелодикой. Отравила своим наркотическим ядом, сделала Татьяну своей адепткой.

Мазохистка. Совсем неискушенная, но словившая неожиданный кайф от отделанной задницы. Был ли воспитательный эффект — хрен его знает, кажется, Татьяна куда серьезнее относилась к установкам самого Егора, чем к его наказанию. Но она приняла его злость в той форме, которой он хотел ее выпустить. Рассчиталась.

Сейчас же наказывать ее было не за что. Сейчас она просто передавала себя в его руки. Покорялась. Абсолютно. Доверяла настолько, что была согласна принять от его руки что угодно. И, черт возьми, какое же это было сильное чувство — эта власть оказывалась именно в его руках. И никаких споров, никаких возражений, есть либо да, либо нет — после стоп-слова.