Штурм Брестской крепости

2.00 — 75 минут до начала атаки. Рудольф Гшопф вновь, как когда-то в сентябре 1939-го, смотрел на землю, ставшую для его соединения полосой наступления. Из окна виднелось ровное поле непосредственно у железнодорожного моста через границу, ее еще в 2.00 ночи прошел грузовой состав из СССР, очевидно, с товарами, поставляемыми на основании немецко-русского экономического соглашения 1939 г.

Почти рядом с домом призрачно поднимался относительно примитивный костяк планок пусковых установок, загруженный теперь в боевом положении. Напротив — в цитадели, в домах, казармах и казематах все, кажется, спало, ни о чем не подозревая. Мирно журчала вода Буга, и равнодушная ночь лежала на территории, где через несколько мгновений начнет бушевать смерть и разрушения. Чем ближе время X, тем страшнее растягивались минуты[505].

…Парк закрылся. Расходятся последние пары. Махнач идет ночными улицами к крепости, вместе с такими же, как он, молодыми командирами, получившими увольнение до 2 часов ночи.

Среди них — старший сержант Иван Долотов, командир взвода 33-го инженерного полка. Окончивший вуз, Долотов предпочел провести субботний вечер в городском театре[506]. Идя к крепости, Долотов встретил местного жителя Зноску, работавшего в 33-м инженерном полку «по части ремонта и подыскивания квартир для комсостава… По дороге в крепость Зноска некоторое время шел молча, а потом вдруг остановил меня и посоветовал в крепость не идти. Я был очень удивлен таким оборотом дела и заметил, что он, очевидно, никогда не служил и не знает, что такое увольнительная записка и воинская дисциплина, что пятиминутное опоздание это уже наряд или другое взыскание. Он заявил, что это все мелочь, что службу он знает, но все говорит за то, что начинается война.

И в подтверждение сослался на моментальное исчезновение в магазинах и на рынке соли, спичек и др. продуктов: „Наши знают, что это война, так было в 1939 г., когда немцы напали на Польшу“. Я, конечно, посмеялся над такими не очень вескими доводами, и мы распрощались. Я пошел в крепость, а он свернул в одну из городских улиц»[507]

.

* * *

Решаются последние задачи, люди, имеющие часы, в особой цене. На КП частей сходятся командиры подразделений. Лео Лозерт — «Все командиры рот станковых пулеметов, и наш в том числе, по приказу должны были вернуться»[508].

^{«22 июня, 3 ч. 05 минут. В то время как артиллерия держит советско-русские полевые позиции и бункеры под таким огненным градом, который едва ли существовал до сих пор, всюду готовятся к нападению штурмовые группы». В 3.05 минут огонь еще не велся. На самом деле, похоже, что это 10-я рота I.R.135 идет в ночь на 22 июня на исходное положение (к бункеру). Можно обратить внимание на решетку справа — вероятно, деталь оборонительных сооружений (нач. 20 века). Фрагменты подобных заграждений еще сохранились кое-где на территории Брестской крепости}

Хладнокровный Герд Хабеданк ухитрился вздремнуть: «Будильник дребезжит на машине. Подъем! Великий день начался. На востоке уже серебрится небо. Беззвучно по известной дороге идем на командный пункт»[509].

2.30 — 45 минут до начала атаки. Штаб 4-й армии. Кобрин

Связь восстановлена. В ряде участков на линиях в Запрудах и Жабинке связистами обнаружено, что вырезаны десятки метров провода.

Сразу же командарма-4 вызвал к аппарату БОДО командующий округом — Коробков и Сандалов быстро спускаются в подвал, где размещается узел связи армии. Здесь, при свете керосиновых ламп, собрались почти все ответработники штаба 4-й армии, встревоженно переглядываются — из округа передается директива о приведении всех ее частей в боевую готовность! Затем Павлов отдает Коробкову конкретные распоряжения, но все еще осторожен: «Задача — пленить прорвавшиеся немецкие войска. Госграницу не переходить… Из крепости немедленно бесшумно выдвинуть „пачками“ 42 сд для занятия подготовленных позиций. Частями Брестского УР скрытно занимайте дот…» Неужели?..