Штурм Дюльбера

Коля, думая, что на него смотрят из окон, легко и изящно выскочил из авто и прошел к двери, на ходу расстегивая львиные головы – застежку черного плаща.

Он передал плащ лакею – бакенбарды висели у того по щекам, как брыли дога. Лакей аккуратно подхватил плащ, но так и остался с ним в руках, словно забыл, что надо делать дальше.

В прихожей было холодно, не топили, и сыро. По лестнице спустилась горничная в белом передничке и наколке.

– Я слышала, слышала, Жан, – отмахнулась она, видя, что лакей хочет объяснить. – Пойдемте за мной, господин офицер.

Горничная была миниатюрная, точеная и очень чистенькая. Коля подумал, как она изящна и изысканна в постели.

– Вы надолго? – спросила горничная. Такие вопросы горничные не задают, но если ты так хороша, к тому же служишь императрице…

– Я сегодня же уеду, – сказал Коля. – Но думаю, скоро вернусь.

– Возвращайтесь, – сказала горничная. – У нас совсем мужчин не осталось. Вы не представляете, как все разбегаются. Даже смешно.

Продолжая говорить, горничная, не стучась, вошла в библиотеку, где в кресле, колени накрыты пледом, сидела императрица. Оттого, что шкафы с книгами были столь высоки, а императрица столь ушла в мякоть кресла, чтобы сохранить тепло, она казалась маленькой и беспомощной. И сознание того, что перед ним сама российская императрица, жена и мать императоров, наполнило Колю сознанием важности собственной жизненной миссии, и он почувствовал, что глубоко, до слез, растроган этим моментом.

– Наташа, – сказала Мария Федоровна с акцентом, – так не хорошо разговаривать с молодыми офицерами.

– Других нету, Мария Федоровна, – сказала Наташа, в ответе не было нарочитой наглости – была фамильярность, которую позволяют себе верные слуги. – Господину офицеру от моего разговора веселее. Ему здесь не оставаться, ему на фронт, под пули.

– Я с посланием от командующего флотом, Ваше Величество, – сказал Коля.

– Оставь нас, Наташа, – сказала императрица горничной.

Наташа тут же вышла из комнаты, не выказывая обиды или спеси. Игра есть игра. Так же выходит из комнаты изгнанная хозяином собака, зная, как опасно испытывать хозяйское терпение.

– Я вас слушаю, поручик, – сказала Мария Федоровна, не зная разницы между чинами морскими и сухопутными.

– Разрешите передать вам письмо от вице-адмирала Колчака. – На маленьком овальном столике у локтя, где лежали французские книжки, вязанье и какие-то женские предметы, государыня отыскала костяной ножик для бумаги, вскрыла конверт и, надев очки, принялась читать, с трудом разбирая почерк. Потом отложила конверт и подняла голову. Коля увидел, что ее щеки покраснели.

– Господин поручик, – сказала она, – отправитель этого письма просит передать ответ вам на словах. Мой ответ будет таков: я готова вступить в отношения с господином адмиралом, о котором имею весьма высокое мнение. Что касается присутствующих… Александр Васильевич упомянул Николая Николаевича. Разумеется, его кандидатура бесспорна. Если Петр Николаевич в имении, я пошлю человека – пускай он будет…

Императрица задумалась.

Дверь дернулась, открылась, ворвался ветер, возникший от слишком быстрого движения одетого в адмиральский мундир, средних лет подтянутого человека с правильным приятным лицом.

– Этот господин полагает, – воскликнул он с порога, не видя Колю, – что грузовик и мотор ему нужны для освобождения народа от нашей с тобой власти? Ничего подобного! Он будет на них перевозить вино!

– Мой дорогой, – сказала императрица по-французски, – разреши тебе представить господина поручика…

– Берестов! – сказал Коля. Получилось громко. – Берестов Андрей Сергеевич, к вашим услугам.

– Очень приятно. Александр Михайлович, – сказал племянник императрицы. – Вы не сын покойного Сергея Серафимовича?

– Нет, – твердо сказала императрица. – У меня идеальная память на лица. Наш гость – не пасынок Сергея Серафимовича.

– Я знаю, о ком вы говорите, – поспешил с ответом Коля. – Но я слышал, что он погиб.

– Невероятная трагедия, – сказала императрица. – Это была такая милая семья.

– Скажите, мичман, – обратился к нему Александр Михайлович, – вы не в Севастополе служите?

– Так точно, Ваше Высочество, – сказал Коля, ощущая, как приятно во рту складываются слова – величество, высочество… как естественны они в разговоре.

– Будьте любезны передать там мою жалобу на начальника севастопольской авиационной школы, который потребовал, чтобы я вернул предоставленные мне грузовик и автомобиль.

Коля вспомнил, что Александр Михайлович был командующим авиацией. Он только что уволен от этой должности Временным правительством. Конечно, ему обидно – чернила еще не высохли, а какой-то начальник школы уже требует казенное имущество.

– Я сегодня же доложу о вашей жалобе господину командующему флотом, – сказал Коля.

– Вы меня крайне обяжете, крайне обяжете. – Великий князь был неуверенным в себе человеком. Но магия титула оставалась. Должны, видно, пройти месяцы, прежде чем титул станет клеймом.