Штурм Дюльбера

И тут Лидочка заплакала. Она еще не верила, но уже понимала, что так могло случиться.

– А ты точно знаешь? – спросила она тихо.

– Я хотел бы, чтобы было иначе, – искренне ответил Коля. – Я бы очень хотел, чтобы он был жив. Неужели я бы позволил себе взять это, если бы Андрей был жив?

– А как это случилось? С Андреем?

– Я не знаю. Мне Вревский не рассказал. Кажется, что его узнали – была перестрелка, и он погиб.

– А где… где Андрюша… где его похоронили?

– Я не знаю.

– Ты лжешь. Ты, конечно, лжешь!

– Наверняка об этом было в газетах, – сказал Коля. – Ты можешь проверить. Возьми в библиотеке подшивки газет за осень прошлого года. Там написано – я помню, что писали.

– Хорошо, – сказала Лидочка, – ты прав. Мне надо было раньше догадаться про библиотеку.

Ефимыч затормозил так резко, что пассажиров кинуло о спинки переднего сиденья. Коля умудрился привстать и понял, что дорогу перегородило упавшее дерево.

Мотор остановился – Ефимыч высунулся из мотора, вглядываясь в темноту. И в движении его была тревога, которая сразу передалась пассажирам.

– Что там? – спросил Коля.

Ефимыч сказал:

– Люди.

И они сами увидели людей – из-за дерева не спеша вышли три человека. Двое с винтовками. Один, первый, с револьвером в руке. Одеты они были так, что казались на первый взгляд военными, но потом ты понимал, что они, скорее всего, не военные люди. Одежда была военной, но ни погон, ни петличек, ни кокард у них не было.

– Выходите! – крикнул тот, кто стоял первым, и помахал револьвером, показывая, что нужно выходить.

– Это кто такие? – спросила Лидочка.

– Бандиты, ясное дело кто, – сказал Ефимыч, вылезая из автомобиля.

– Погоди, – Коля остановил Лидочку, которая хотела было последовать примеру шоффэра. Захрустела бумага. Чуть не оторвав пуговицы, Коля расстегнул черную шинель и вытащил из-за пазухи небольшой конверт. – Спрячь, быстро. – Коля смотрел, как вооруженные люди шли к машине. Один остановился и, проводя руками по бокам Ефимыча, обыскивал его.

– Что это? – спросила Лида.

– Спрячь. Далеко, как можно дальше. Тебя не будут обыскивать, а меня будут. И машину будут обыскивать.

– Почему?

– Я думаю, что Ялтинский Совет узнал о моих делах и послал погоню. Если они найдут письмо – мы погибнем. Скорей же!

Лидочка быстро спрятала конверт за корсет – конверт был теплым – это было странно и почти забавно, – он хранил тепло Колиного тела, а Андрюшино тело холодное…

* * *

Лидочка дрожала, но от горя, а не от страха. Коля сделал несколько шагов навстречу бандитам, встал к ним почти вплотную – заговорил:

– Я хочу знать, кто посмел остановить мой мотор?

Главный бандит оттолкнул Колю, тот не ожидал толчка, пошатнулся, на секунду его речь прервалась.

Ефимыч отошел к Лидочке, подхватил ее, потому что увидел, что она теряет сознание.

– А ну пошли! – приказал главный бандит. Пистолет он направил на пленников.

– Погоди, – сказал Ефимыч, – видишь, барышне дурно!

– Барышню можешь здесь бросить, – сказал бандит. Второй почему-то рассмеялся. И заговорил, смеясь, не по-русски. Ефимыч был из Пскова, он не догадался, что за язык. А Коля понял – татарский. Правда, он его знал плохо. Плохо, но достаточно, чтобы понять слова бандита: «Оставь и меня здесь. Я посмотрю, она не убежит».

– Молчать! – сказал главный бандит по-русски. – Все молчать!

Ефимыч взял Лидочку на руки, она была легкая, тонкая, он понес ее следом за главным бандитом. Потом шел Коля, потом еще один бандит. Тот, который смеялся, остался у автомобиля.

Они шли недолго, по заросшей кустарником просеке, поднимаясь от дороги вверх, свернули за выступающую скалу и оказались на поляне, где стояла небольшая каменная, в одно окно, хижина, перед ней горел костер, у костра сидели несколько человек. Никто не встал навстречу.

Главный бандит заглянул в слабо освещенную дверь хижины.

– Не приходил? – спросил он по-татарски. Только Коля его понял.

– Скоро придет, – откликнулись из хижины.

Ефимыч опустил Лидочку на землю у костра, но не рядом, а за спинами сидевших там бандитов. Голову ее он положил себе на колени.

– Воды дай, – сказал он.

Люди у костра оглядывались. Потом один из них зачерпнул кружкой из котелка, висевшего на костре, и протянул Ефимычу.

– Ранили или больная? – спросил он.

– Плохо ей стало, испугалась, – сказал Ефимыч.

– Это бывает, – сказал бандит.

Ефимыч принялся дуть на воду. Коля стоял неподалеку, руки за спину. Во всей этой сцене была какая-то задумчивость, замедленность, будто действие происходило во сне или под водой.

Так продолжалось минуты три-четыре. Ефимыч дал Лидочке хлебнуть горячей воды. Она закашлялась. Ефимыч помог ей сесть рядом, на тонкие бревна, лежавшие у костра. Он поддерживал ее. Лидочка плохо соображала.

Из хижины вышел пожилой татарин – если о прочих нельзя было сказать, татары они или русские, потому что одеты они были в военную одежду, то этот человек был одет как татарский крестьянин.

– Ты их обыскал? – спросил он. Опять же по-татарски. Уверенный, что никто из пленников его не поймет. Не мог же он догадаться, что этот морской офицер вырос в Глухом переулке в Симферополе, где каждая третья семья – татары?