Но вы поняли. В голове у меня сложился определённый образ этого человека. Если подумать, он мог быть каким угодно: молодым, старым, богатым, рассудительным, непрошибаемо глупым. Но Принцесса дала ему конкретную, исчерпывающую характеристику: долбоёб. А потому я силился представить именно его.
Жил он, кстати, неподалёку от вокзала. И не в каком-нибудь средневековом замке, а в старом доме с мрачными пожарными лестницами и проржавевшими водосточными трубами. Ни в одном из окон не горел свет, все они были черны, как само ночное небо.
Заходя в лифт, я спохватился:
– Слушай, а не поздновато ли мы прёмся?
– Да не волнуйся, – усталым апатичным голосом поспешила уверить Принцесса. – У него бессонница с одиннадцати лет. – Она нажала на подпалённую кнопку рядом с цифрой «8», и двери лифта с болезненным грохотом захлопнулись. Замкнув нас в душной вонючей коробке, стены которой были изуродованы граффити.
– Как интересно! – усмехнулся я, призадумавшись. – Мысли о смерти – с пяти, а бессонница – с одиннадцати. Это что же получается, он ещё шесть лет спокойно спал с осознанием бессмысленности жизни, а потом ему вдруг стало тревожненько?
Принцесса пожала плечами.
– Наверно, понял, что никогда не умрёт.
Она помолчала и добавила:
– Никто не должен быть бессмертным. Это неправильно.
Васиштха продолжила:
– Что говорит?
– А? – вздрогнул я, оборачиваясь.
– Твоя шизофрения, – пояснила Принцесса. Милая девчуля, она, склонив голову набок, смотрела на меня пустыми глазами, холодными и тёмными, как пистолетные дула. – Ты же с ней разговариваешь?
Мне не нравился её взгляд, тяжёлый и отсутствующий, но вместе с тем очень проникновенный. Она словно видела меня насквозь. Знала, что именно со мной происходит. Но откуда? Не могла же она читать мысли, в конце концов.
– Я что-то сказал вслух?
Принцесса слабо улыбнулась. Губы её быстро, едва приметно растянулись, а потом снова сжались в тонкую линию.
– Нет. Просто у тебя очень серьёзное лицо. Как будто ты много думаешь. – Поразмыслив, она с хлёсткой проницательностью добавила: – Обычно тебе это не свойственно. И мне показалось…
Тут я, не дожидаясь окончания реплики, не выдержал, вскинувшись:
– Да ёбаный в рот, что я сделал-то?! – Голос мой прозвучал почти плаксиво, как у оскорблённого ребёнка. – Всю дорогу только и делаешь, что называешь меня дегенератом! Ты обалдела,
Створки лифта распахнулись, и мой крик вылетел на этаж. Я всё никак не мог успокоиться, хотя понимал, что выгляжу как последний имбецил. Не, ну вы только представьте: какая-то
– Расслабься, – безразличным тоном отозвалась Принцесса, сделав шаг в длинный сумрачный коридор. – Я просто проверяю, насколько быстро ты заводишься, – снисходительно сообщила она. Так, будто была зоологом, сидящим с биноклем в кустах и наблюдающим за диким кабанчиком. Собирала очень важные научные данные, чтобы потом объявить их всему миру: «Представители этого вида отличаются беспокойным поведением и чрезвычайной возбудимостью, дающей им преимущество в борьбе за партнёра для спаривания и за пищу. Примерно каждые два-три часа они меняют место своего лежбища и устраивают внезапную атаку на окружающий мир. А в перерывах – беспричинно орут».
– Да неужели? – делано удивился я.