Шуры-муры на Калининском

— Лидок, я поеду. Зачем мне лишние нервы? Спать не буду, буду думать, как там мой Мася. Может, она его и вчера не покормила, может, он ходит по квартире и орет от голода. Не надо мне было, дуре старой, ни на кого рассчитывать, чего с собой его не взяла… Ничего, приглядела бы тут пару дней за ним, у Севы бы сидел на печке, грелся… — Павочка выглядела очень расстроенной и обеспокоенной. Она пошла в прихожую и стала влезать в свои высокие сапоги, чтобы пойти в сторожку собрать вещи. Застегнуть молнию на них было непросто, и эта часть одевания всегда отнимала много времени.

— Пава, я все понимаю, но уже ночь на дворе! Завтра встанешь пораньше и поедешь, куда ты сейчас? — Лида вообще не понимала эту болезненную озабоченность котом, ну да, кот, ну да, любимый, все понятно, но так подстраивать свою жизнь под него? В общем, вся жизнь коту под хвост — это в прямом смысле про ее дорогую подругу.

Пава все тыркала и тыркала молнию, сжимая объемную икру ноги, чтобы застегнуть наконец несчастный сапог.

— Лидок, я решила. Мне так спокойнее. Сейчас пройдусь не спеша до станции, подышу, еще не так поздно, а там от вокзала вообще рукой подать, не о чем говорить.

— Аллусь, образумь хоть ты ее! — Лида обратилась к последней инстанции — Пава Аллусю слушалась.

Из кухни, вытирая руки о фартук, на зов пришла Алла.

— Что за шум, а драки нет? Павочка, куда это ты намылилась?

Пава все кряхтела и кряхтела над молнией.

— Нужно, девочка моя, у меня непреодолимые обстоятельства!

— Это какие такие? Что-то случилось? — Алла щелкнула зажигалкой.

— Соседка на дачу уехала, а обещала Масю покормить. Вот он у меня и голодает. Поеду задам животине корма.

— А если ты его завтра утром покормишь, что от этого изменится? С его жирами точно несколько часов погоды не сделают. Не дури, мать. Вот, миру не быть или тебе чаю не пить!

— Нет, решила уже, поеду, — Павочка была непреклонна. В сапоги она уже втиснулась и теперь наматывала на шею оренбургский платок, который весь состоял из дырочек, но грел неимоверно. На голову, а точнее, на парик, не надела ничего, парик был и так жаркий. Потом сняла с вешалки тяжеленную каракулевую шубу и вделась в нее, словно напялила на себя шкаф. — Фух, ну все, девочки, спасибо вам, любимые мои, пошла. С Новым годом, дорогие! Чтоб только в плюс, а не в минус! И морально, и материально!

— Расстраиваешь меня. Хотя бы такси вызови, что за глупость такая — ночами ходить! Давай я позвоню в парк! — Алена совсем не понимала эту блажь.

— Ладно вам, девки, не хотела бы пройтись, вызвала бы такси, хотя оно хрен сюда доедет. Прогуляюсь до станции, протрясусь немного, первый раз в новом году — красота! А то накормили как на убой, вон, еле оделась! — и Пава хохотнула.

— Тогда подожди, попрошу Севу тебя проводить! — Аллуся пошла к валенкам, которые стоя стоять не умели, а вечно куда-то прислонялись.

— Так! Прекрати суетиться! Он рано ложится, спит уже давно! Ты еще Робочку попроси! Все, хватит! Чего вы на меня насели? Как приеду — позвоню!

— Дай хотя бы еды соберу, чтоб дома ничего не готовила! Столько осталось! Надо доедать! И без возражений! — Лидка тоже умела охолонуть, когда хотела. Она быстро, пока Пава ходила за вещами, сложила в маленькие мисочки салат оливье, два серьезных ломтя фаршированной рыбы в желе, селедку под шубой, штук пять вареных картофелин и огромный кусок торта, прямо чуть ли не половину. Сумка получилась объемной, но Пава решила больше не пререкаться. Она облобызала Лиду с Аленой и шагнула за порог. Лидка накинула платок и шубу и пошла проводить до калитки.

Вот и всё

Вечер был тихий и какой-то праздничный, во всяком случае, именно так Пава чувствовала. Дорога слегка скользила, песком ее посыпать еще не успели, и Пава старалась идти по самой обочине, где наледи было меньше, тем более с сумками не очень-то поскользишь, а сразу рухнешь, если что. Снег падал и падал, добавляя сказки. Дорога шла в горку, потом резко сворачивала вправо, к железной дороге. Дач здесь почти не было, вернее, были, но только боковыми заборами, без ворот и калиток, сплошные скучные доски в ряд. Где-то перелаивались далекие собаки, загрохотав, в конце длинного темного переулка проехал поезд. На мгновение стало очень громко и даже чуть страшно, Пава почувствовала, что земля затряслась у нее под ногами. Но состав промчался мимо, и снова навалилась тишина. Только слышался скрип шагов по свежему снежку. Павочка на минуту остановилась, чтобы переложить сумку с мисками в другую руку: Лида напихала от души, на неделю хватит. Встала, посмотрела на падающий у дальнего фонаря снег и поставила сумку. Что-то ее смутило. Прислушалась к себе. И просто прислушалась. Она все равно слышала шаги. Сначала даже не поняла, как это так — она слышит шаги, хотя стоит на месте. Но потом обернулась и увидела невдалеке черную фигуру — даже, скорее, догадалась, что кто-то идет следом, потому что разглядеть что-то в такой темноте было невозможно.

«Ну идет и идет, — решила Пава, — может, тоже на электричку». Подняла сумки и тяжело пошла дальше…