Когда поутру лекарь Вильяр обнаружил, что монарх мертв, Шут узнал об этом в числе первых. Сам он почти не общался с королем - Берну уже давно было не до шуток... но в то утро личный слуга Его Величества не сумел донести до монарха завтрак, за которым отправился на кухню в обычное время... Пожилой лакей оскользнулся на масле и так неудачно упал, что разбил себе нос. Пока поварихи, сокрушаясь, приводили беднягу в чувство, матушка Тарна поймала первого же попавшегося, кто мог доставить завтрак королю.
Шута, который сидел на кухне и доедал свежую булку с медом.
Не слушая протестов, мол, 'я ж не слуга, я дурак', она вручила ему поднос с жидкой овсяной кашей, сваренной на воде, и велела нести немедля. Шут, куда деваться, понес. Он вовсе не горел желанием попадаться на глаза желчному и злому Берну, которого с некоторых пор опасались даже сыновья. В последние недели король стал особенно плох и раздражался по малейшему поводу. Он уже успел прогнать со службы пару лакеев и одну недостаточно расторопную служанку... Быстро шагая к покоям короля, Шут вспомнил одну короткую молитвочку, которой его научили девочки-послушницы при храме святого Ваария. А потом для пущей надежности тихонько прошептал несколько строк из волшебной песенки Далы.
Но его опасения оказались напрасны.
Двери в опочивальню короля были распахнуты настежь, и бледный лекарь как раз выходил в гостиную, что-то взволнованно объясняя советнику. Увидев Шута, он зажмурился как от боли и негромко произнес:
- Оставь это, Патрик. Король скончался...
А потом Шут спешил за ними к Руальду, который только проснулся и был еще растрепанный, неумытый после сна... Белые волосы смешно торчали во все стороны, точно хвосты на шапке у Шута... Он слышал, как советник сообщил принцу о смерти отца. Видел, как тот, сжавшись от горя, точно дитя, закрыл лицо руками... Все знали - король умирал, но весть о его кончине все равно оказалась слишком тяжелой для наследника.
- Оставьте меня, - глухо прошептал Руальд и, увидев, что советник все еще мнется на месте, рявкнул громче медведя: - Оставьте же!
Они ушли. Все, кроме Шута, который звериным чутьем понял, что принцу сейчас нужно не одиночество, а плечо, на которое можно опереться. На которое не стыдно опереться наследнику трона...
Он долго сидел подле короля и слушал, слушал о том, каким был король Берн... Каким чудесным отцом, каким мудрым правителем... Шут ничего не говорил, он - мальчик-сирота, никогда не знавший своих родителей - просто приткнулся дрожащему от бесслезного плача принцу под бок. И навсегда впитывая его боль, думал лишь об одном - как бы отогреть это израненное потерей сердце.
Только несколько лет спустя Руальд признался ему, что это живое тепло открытой нараспашку Шутовой души стало для него источником силы, позволившей смириться с утратой и осознать себя новым королем. Позволившей увидеть в забавном маленьком артисте самого близкого человека...
7
Шут проснулся, когда солнце уже поднялось высоко над крышами, и воробьи в ветвях старого дерева громко чирикали о своих птичьих делах. Окно было приоткрыто, и их звонкий говор наполнял комнату вместе с солнечным светом. Яркие лучи, струясь сквозь зеленое кружево кленовых листьев, дарили нежное тепло последних дней лета.
'Какое славное утро, - подумал Шут, стряхивая остатки сна и выбираясь из постели. - В такой день обязательно должно произойти что-нибудь хорошее'.
Он решил не терять времени: привел себя в порядок, крутнулся пару раз на перекладине и, следуя старой привычке, покинул спальню через окно. По замшелой стене с выступами вековых булыжников Шут спустился в сад и направился прямиком к Дамской беседке. Ожидания его не обманули: три фрейлины и пара загостившихся дворяночек уже устроились на мягких подушках и, попивая чай с пирожными, вели оживленную беседу. Их голоса, подобно птичьему щебету, были слышны издалека. За бормотанием ручья Шут не разобрал ни слова, но по высоким нотам ему сразу стало понятно - разговор идет не о прическах и способах шнуровки корсета. Он подобрался ближе и без труда спрятался за живой изгородью, мимолетно порадовавшись, что одет в простые штаны и камзол. Звон бубенцов сейчас был бы некстати.
- Нет, Арита, ты не можешь так говорить! Элея - законная жена нашего монарха, и мы должны чтить ее! - наигранно возмущенный звонкий голосок принадлежал, кажется, старшей дочке барона Дарма. Той самой, что лишь недавно была принята в свиту королевы. Имя ее Шут если и знал, то забыл, ибо невзрачная барышня ничем не выделялась из целого сонма интриганок, отирающихся возле Ее Величества.
- Уволь, дорогая. Может, я и грубо выразилась, но все знают, что Элея не способна подарить наследника королю. Тодрика это, конечно, устраивает, а вот Руальда - вовсе нет!