Шут (СИ)

  Она, робея, подняла ленту и, склонившись над Шутом, аккуратно собрала одной рукой его волосы, а второй споро связала их в крепкий пучок. Пальцы ее чуть заметно дрожали. Но едва только ладонь служанки скользнула прочь, Шут развернулся, стремительно перехватил ее и легонько сжал. Эти пальчики были грубыми от частых работ по хозяйству, с коротко остриженными ногтями в заусенцах, с мозолями и трещинками. Девушка испуганно вскрикнула, но Шут уже отпустил ее, лукаво улыбаясь. В ладони у Мирты остался хрупкий соломенный цветок. Пока она удивленно смотрела на розочку, Шут позволил себе еще одну шалость - развязал тесемки дурацкого чепчика, позволив ему упасть на пол. Волосы у Мирты оказались самые обычные - темно-русые с легкой рыжинкой, свойственной жителям западных земель королевства. Они рассыпались по плечам, мгновенно превратив серенькую служанку в милую барышню. Шут нежно провел ладонью по ее щеке и подумал, что такую фею даже поцеловать не грех, но вместо этого осторожно взял девушку за подбородок и поднял ее личико так, чтобы были видны глаза.

  - Погляди на меня, Мирта. Вот так. А теперь слушай. Я скажу лишь раз и в твоей воле думать, будто я лгу. Здесь все так делают, и это даже к лучшему... - он усмехнулся и, наклонившись, шепнул ей прямо в порозовевшее ушко: - Я никогда не причинял вреда женщинам. Никогда. Я не надувал им животы и не затаскивал силком к себе в постель. Я не устраиваю оргии в королевской спальне и даже не соблазняю служанок за портьерами, - он сделал паузу. Ласково провел кончиком пальца по белой веснушчатой щеке. Все-таки очень хотелось поцеловать... - И я не велю пороть их за то, что сам опрокинул кашу на кровать, - Шут опустил руку и грустно подмигнул девушке. - Но ты об этом никому не скажешь, потому что тогда тебя обсмеют и точно сочтут моей любовницей. Хотя, видят боги, может, тебе бы это даже на пользу пошло. Спасибо за ленточку, Мирта... А теперь я тебя оставлю, пожалуй. Ты пока собери тут все, что на полу лежит, и снеси куда хочешь. Мне оно уже без надобности.

  'Колдунья права, - думал он с горечью, выходя из комнаты, - я больше не способен делать то, ради чего, как мне казалось, родился и жил... Никакой я не шут. Просто дурак...' - он знал, что ему будет недоставать тех забавных вещиц, с которыми так славно развлекать господ за вечерней трапезой - всех этих дудочек, марионеток, деревянных булав и бутафорских игрушек. Да и пускай... На кой они теперь?..

  Но если он не шут, то кто?

  'Зачем же я живу? Зачем я во дворце? Какой от меня теперь толк?.. - эти мысли были мучительны, но он никуда не мог от них деться - ни в комнате, ни в саду, куда отправился погулять. И неизменно они приводили лишь к одному вопросу: - А если... если тайкурская ведьма не обманула?..'

  6

  Лестницы в северной башне были крутые и старые, местами песчаник раскрошился, и ступени давно требовали замены. Шут бежал наверх быстро, мелкие камешки, сыпались у него из-под ног. Северная башня уже много лет стояла необитаемой, с тех пор, как здесь случился пожар, и в его огне погиб наследный принц Нивуальд, мальчик семи лет. Многие после того считали башню проклятой. Но Шута эти байки мало занимали, он внимательно изучал историю Крылатой династии, и прекрасно знал, что поджог был делом рук человеческих, а именно - старшей сестры бедного принца, полагавшей, будто корона должна лежать на ее чудных, белых как снег, локонах. Золотой обруч ей достался, разумеется, а вместе с ним почему-то и пожизненный страх быть отравленной. Королева Дарея умерла в возрасте тридцати четырех лет от истощения: она ела очень мало и требовала рвотное средство при малейшем признаке дискомфорта в желудке. Словом, башня была ни при чем, а вид с ее обзорной площадки открывался просто великолепный. В теплые дни Шут частенько бывал тут, любуясь морем на закате. И иногда... иногда с ним происходило то, что он называл 'вспышками'. Как будто мир вдруг раздвигался, распахивался, как если бы с глаз неожиданно сняли шоры. Он становился таким необъятным и в то же время почти постижимым... И лишь вдох отделял от чего-то невероятного, того, что на веки изменило бы все вокруг. От понимания и осознания всего сущего. Каждой крошечной частички бытия.

  Вспышки случались нечасто. И их нельзя было вызвать специально. И Шут был почти уверен, что ничего такого в этот раз не произойдет.

  Но... вдруг?

  Он знал, это глупо.

  И все равно спешил наверх, запинаясь о щербатые ступени, путаясь в плаще, кляня принцессу тайкуров, демоны бы ее побрали! Ну, зачем она это сказала? Неправда, что он ничего не понимал. Понимал, наверное... Где-то в самой глубине сознания. А вот Дала знала про его странные склонности наверняка! Именно она накрепко запретила Шуту делать 'эти штуки'. Надо полагать, у нее были для того веские основания... Про волосы, правда, ничего не говорила, и сам бы он не подумал никогда, что они могут нести в себе нечто большее, чем возможность потешить зевак.