Старик теребил сморщенными руками рукав мантии, продолжая рассуждать. Он прожил долгую жизнь, слишком долгую для того, кто облачился в черную мантию, лишь благодаря интуиции, хитрости и уму, способному моментально оценивать создавшиеся ситуации и безошибочно предвидеть грядущее. И сейчас старик был почти уверен, что искомый артефакт находится здесь, в Ариакане. Стоит лишь протянуть руку и завладеть им.
Его пленница тоже не так проста, как кажется на первый взгляд. Обладая отменной силой воли, она смогла разбить его чары, развязывающие язык каждого, на кого налагались. Девчонка не сдала товарищей, и эта сентиментальная преданность превосходно сыграет в его интересах.
Завтра с первыми лучами солнца глашатаи оповестят народ о публичной казни. Ее друзья, несомненно, такие же верные, как и она, попытаются спасти свою товарку с эшафота и окажутся схвачены, а заветный артефакт попадет в его руки.
Мессир с силой сжал кулаки так, что ногти больно впились в кожу.
Он уже давно и неотрывно чувствовал присутствие смерти, ее дыхание за своим плечом, она все чаще заглядывала в глаза, таилась где-то неподалеку. Но он не желал умирать, не хотел разлагаться в земле, поедаемый трупными червями. Ему не нужно было богатство, не нужна была и власть, — он просто хотел жить.
Платой, которую он потребует у Темной Госпожи за артефакт, станет бессмертие. Вечное бессмертие.
Старик в предвкушении потер ладони. Теперь осталось набраться терпения и немного подождать.
Ночь грозила стать долгой.
***
Девушка пришла в сознание от боли. Кто-то безжалостно тянул ее за волосы, и она не сразу осознала — кто.
Вытащив Цету за дверь, горбун, тяжело пыхтя и издавая странные звуки, протащил ее по всей площадке и остановился возле противоположной двери. В кривой руке зазвенела связка ключей, но прежде, чем открыть камеру, он придвинулся вплотную к ее лицу и, обдав девушку зловонным дыханием, прошипел:
— Жаль, что мессир запретил мне тобой заняться, — он облизнул засохшие губы, чем вызвал в девушке еще один приступ омерзения. — Я бы вырвал твои красивые глазки и заставил тебя их сожрать!
Затем он отомкнул дверь и бесцеремонно втянул ее в камеру. Благо еще, что на полу тюремного каземата была расстелена солома.
Дверь захлопнулась. Сквозь решетку до Цеты донесся противный смех горбуна, постепенно переходящий в бульканье.
Сидя на холодном полу камеры, девушка мучилась от нестерпимой боли. Иногда из ее горла вырывался слабый стон.
Никогда, никогда ей уже не забыть этого дня. Каждую ночь на протяжении всей жизни будут сниться кошмары: раскалённые до бела щипцы, охватывающие щиколотки, тошнотворный запах паленой кожи и мерные вопросы, в суть которых Цвета старалась не вслушиваться.
Глубокие ожоги нестерпимо болели, слёзы наворачивались на глаза.
Цета устремила взгляд к потолку и посмотрела в зарешеченное узкое окошко, сквозь которое ярко мигали крупные звезды. Лучи Катари проникали в камеру и освещали лишь маленький клочок помещения. Сейчас ее зеленые блики казались девушке зловещими и таящими опасность.
Воздух в камере был тяжелым. Цете отчаянно захотелось вдохнуть свежего воздуха, и она поползла к бледному пятну. Боль в ноге так и не прошла, но уже немного ослабла. До слуха девушки иногда долетали неясные обрывки фраз дежурящих часовых. В остальном все оставалось тихо. Действовал установленный соргами комендантский час.
Из дальнего угла каземата послышался кашель — тихий и надрывный. От неожиданности Цета вздрогнула и резко обернулась, силясь разглядеть хоть что-то в окружающей темноте. Затем послышался тихий шорох и приближающиеся шаги…
Глава 12 Ариакан. Штаб сопротивления
Уже вечерело.
Закат окрасил кровью горизонт, предвещая приближающуюся ночь. Многие лавки, продолжающие работать с приходом армии Медегмы, уже закрылись, и проходящий мимо них горожанин, закутанный в темный плащ, смачно сплюнул на землю, тем самым выражая негодование к установленному режиму.
Он шел посреди Ряда Охотников, как обычно пустынного. Лишь ветер шелестел мусором, волоча мелкий хлам, то отпуская его, то вновь подхватывая, словно забавляясь.
Приближался комендантский час — время, с приходом которого запрещалось высовывать нос на улицу, даже в случае крайней необходимости, и Арнест прибавил шагу, но это у него плохо получалось. Прихрамывая на левую ногу, он добрался до нужного места.
Перед ним стоял неприметный дом. Сразу бросались в глаза разбитые ступеньки, а слишком глубокие трещины и обсыпавшаяся штукатурка кричали о потребности срочного ремонта. Вывеска над лавкой покосилась и выцвела, но на ней все еще можно было различить иголку, торчащую из катушки ниток — знак портного. В былые времена эта лавка была весьма преуспевающей, но сейчас ее хозяин едва сводил концы с концами. Налоги выросли втрое, а посетители почти сюда не заглядывали, да и откуда у людей возьмутся деньги на новые наряды, если у них толком не хватает на хлеб. Новые порядки в городе беспощадно ударили по всем: и по беднякам, и по зажиточным ремесленникам.