Шутка с ядом пополам

— Скажите мне, Ира, вы часто видели Кристину за последнюю неделю?

— Конечно. Мы с ней обычно каждый день видимся. Мы ведь дружим, — простодушно объяснила Ира.

— Я прошу вас, Ира… Ваша подруга… она умерла, и сохранение ее тайн для нее уже неважно. К тому же уверяю вас, что дальше, чем необходимо, это не пойдет. Просто никто заранее не скажет, что именно может навести на след убийцы. Поэтому мне надо знать все, даже то, что вам кажется несущественным и относящимся исключительно к ее личным переживаниям. Она делилась ими с вами?

— Раньше — всегда, а как раз последние дни… Я понимаю, о чем вы, Игорь Витальевич. Если кто-то взаправду… если это не случайность, а убийство… то я должна, да? В общем, да, я… я расскажу все, что знаю, даже если она только мне, по секрету…

— Спасибо! Вы не знаете, с каким настроением она шла на день рождения Бекетова?

— С прекрасным. Просто летала от счастья! Волосы покрасила, топик купила классный. Знаете, я даже позавидовала ей чуть-чуть. У меня никогда такого не было, как у нее! Я думала, наверное, после юбилея он бросит жену, и они с Кристинкой начнут жить вместе.

— Она этого хотела?

— Мечтала! Я ей на новый год подарила поваренную книгу, и она по ней училась готовить. Чтобы в любой момент, когда он ее позовет, она была во всеоружии. Но сама навязываться не хотела, потому что у Бекетова дети, мальчик и девочка, и он их любит. Ей хотелось, чтобы он сам понял, что она для него нужнее всех, и вот тогда он ее позовет. Господи, и оба умерли, оба!

Слезы покатились из Ириных глаз, текли по лицу и впитывались в ткань футболки, оставляя темные пятна. Девочка слез не утирала, продолжая рассказывать.

— Я во вторник вечером очень ждала ее звонка. Уверена была, что она позвонит, чтобы поделиться радостью. А она не позвонила. Тогда в среду я в перемену зашла к ней на кафедру. Это было без двадцати одиннадцать. Она сидела одна, ненакрашенная, и выглядела очень плохо.

Печальная сцена возникла перед Ирой, словно наяву.

— Ты что, Кристинка? Что-то случилось? Вчера, да? Он что, еще не решился?

— Просто он меня не любит, Ира, вот и все.

Это было произнесено печально и покорно, почти без интонаций.

— Да с чего ты взяла? Объясни толком!

— Просто знаю. Делает вид, что любит, а на самом деле нет. А может, и не делает виду, не знаю. Я вот вспоминала… говорил ли он мне хоть раз: «Я тебя люблю»? Нет, не говорил. Это подразумевалось без слов, слова слишком затасканы, слишком сентиментальны для наших чувств. Мне так казалось. Глупо, да?

— Он тебе сам сказал, что не любит? Я не понимаю.

— Можно считать и так. Какая разница? Я просто знаю.

Она вдруг вскипела.

— Только пусть не думает, что я дурочка, которую так легко обмануть! Пусть не думает, что я все равно буду его любить, что бы он ни делал! Вот пускай он действительно умрет, и тогда еще посмотрим, стану ли я из-за него плакать! Я только радоваться стану, вот что! Пускай он знает это! Пускай! Я его ненавижу, понимаешь, ненавижу, и он должен это знать! Да лучше б я не встречалась с ним никогда!

И, вскочив, Кристина бросилась вон.

— Она побежала к нему, — прокомментировала следователю Ира. — Только зайти не решилась. Постояла немножко во дворе и ушла.

— Откуда вы знаете?

— В среду я ее больше не видела. Позвонила ей вечером, но Ольга Константиновна сказала, она уже спит. А в четверг в универе мы узнали, что Бекетов покончил с собой. Я сразу подумала о Кристинке, как она должна переживать, и пошла к ней на кафедру, но ее не было, ее отпустили домой. Я к ней поехала, чтобы утешить, а она меня не впустила. Сказала через дверь, что никого не хочет видеть. Поэтому я уехала обратно. А в пятницу… с нею ведь в пятницу разговаривали именно вы, да?

— Да.

— Она сказала, вы дотошный, но не злой.

— Когда сказала?

— В субботу. В пятницу я не решилась к ней больше приставать, а в субботу вечером она пришла ко мне сама.

Худенькая по природе, в тот день Кристина и вовсе казалась тенью. Ира искренне обрадовалась ее приходу. К желанию поддержать подругу примешивалось чувство удовлетворения от того, что в трудную минуту та обращается к ней и ни к кому другому.

— Господи, Кристинка! Ты хоть ешь что-нибудь? Давай я сварю пельмени.

— Не надо, меня от мясного тошнит. Я ела яблоки.

— Да кто в мае ест яблоки? В них ничего уже нет.

— Остальное еще хуже. Ты знаешь, меня вчера допрашивали. В голосе Кристины наконец-то прозвучали интонации некоторой заинтересованности жизнью.

— Кто допрашивал?

— Следователь. Он расследует Володину смерть. И, знаешь, он вроде бы не уверен, что это самоубийство.

— Что? Ты серьезно? То есть Гуревич снова прав?

— Не знаю. Следователь выясняет это. Он ничего. Дотошный, но не злой. А как думаешь ты, Ира?

Ира растерялась.

— Да что я могу думать? Я ж не знаю ничего. Это ты знаешь!

— Я? Сперва я была уверена в самоубийстве. Он говорил об этом на своем юбилее, и я испугалась тогда, как последняя дурочка. Потом решила, что он издевается над нами, и возненавидела его. Убить была готова! Надо было утешить его, помочь, а я ненавидела. Все женщины — эгоистки, и мужчины правильно делают, что не любят нас.