Шведская Жанна д’Арк. Ингрид Бергман

Дядя Отто и его жена Хильда были единственными родными людьми. Маму она совсем не помнила — она умерла, когда Ингрид было три года. Осталось множество ее фотографий — с них на Ингрид смотрела красивая молодая женщина. «Это твоя мама», — говорил ей отец. Он был фотохудожником, души не чаял в дочке. 29 августа 1917 года, когда Ингрид было два года, он купил сразу две кинокамеры и профессиональный осветительный прибор. Отец считал свою дочь в высшей степени фотогеничной. Он бесконечно снимал ее, монтируя небольшие фильмы. Как часто впоследствии шутила сама Ингрид, давая интервью репортерам: «Первая моя роль была у великого кинорежиссера Юстаса Самюэля». «Но позвольте, — восклицали репортеры, — если он так велик, почему мы не знаем его имени?» «Юстас Самюэль для меня всегда был и будет великим режиссером, потому что это мой отец», — говорила Ингрид. Когда ей было двенадцать лет, она осталась без отца. Его смерть была страшным потрясением для девочки. Опеку над ней приняла незамужняя тетка, но и она умерла через два месяца. Вот тогда чуть не умерла сама Ингрид. Она уже была большой, и слишком много горя навалилось на ее хрупкие плечи.

Ингрид приняли в свою семью близкие родственники — Отто и Хильда. У них было пятеро детей, Ингрид стала шестой, любимой дочкой. Весь дом держался на Хильде. Она вставала раньше всех, успевала приготовить завтрак, отправляла детей в школу, вела хозяйство. Вся семья работала в магазине — это был семейный бизнес. У Бергманов никто не увлекался искусством — все были слишком заняты, и театр считали непозволительным баловством.

Друг отца Ингрид, Гуннар Спэнгберг, держал цветочный магазин. Это был самый элегантный магазин в Стокгольме. Его постоянными покупателями были актеры и актрисы местного драматического театра. Каждое воскресенье Гуннар приглашал своих друзей‑актеров к себе на традиционный обед. Мудрый и артистичный, Гуннар почувствовал в Ингрид «божью искру», — как он это называл. Он познакомил девочку с поэзией, просил ее читать вслух, менять голос, входить в образ. Его друзья‑актеры слушали как Ингрид читает, поет, как изображает разных людей. Они живо реагировали на ее игру — смеялись, аплодировали, показывали Ингрид как себя вести на сцене.

В мечтах Ингрид видела себя актрисой, она хотела стать такой же как ее кумир — французская актриса Сара Бернар. Но, увы — это были лишь мечты. Ингрид была болезненно застенчивой, ей трудно давалось общение с незнакомыми людьми. Но зато потом, узнав человека ближе, она с удовольствием рассказывала о своих увлечениях, о любви к театру. Так было и когда она познакомилась с Гэбриэл Элф, которая вела в гимназии секцию драматического театра. Гэбриэл поддержала стремление девочки стать актрисой, профессионально работала с ней над словом, движением. Именно Гэбриэл предложила Ингрид принять участие в конкурсе, который был объявлен Стокгольмским драматическим театром. Они вместе выбрали фрагмент для первого прослушивания из веселой пьесы.

По условиям конкурса нужно было доставить текст в театр, положив его в большой коричневый конверт. После первого тура, если она не пройдет по конкурсу, швейцар отдаст ей этот конверт. В случае благоприятного результата швейцар вручит ей белый конверт.

…Ингрид посмотрела на маленькие часики. Прошло уже полчаса. Наверное, нужно вернуться в театр. «Мисс Бергман!» — прозвучал голос помощника режиссера. Ингрид уже несколько минут стояла за кулисами, готовая к выходу. Они с Гэбриэл решили рассмешить жюри — выбрали для этой цели веселый отрывок и придумали эффектный выход на сцену.

И вот она выскочила на сцену — именно выскочила, — так было задумано и стояла, уперев руки в бока, — веселая деревенская девушка. Звонким голосом произнесла первую фразу: «Эй вы, посмотрите на меня. Вот я! Вы меня слышите?!»

Куда только девалась ее застенчивость? Она уже жила жизнью своей озорной героини. Еще несколько веселых фраз — и Ингрид посмотрела со сцены на жюри. Ее вдруг охватило отчаяние — они разговаривали друг с другом, совершенно не глядя на нее! Ингрид в отчаянии застыла на сцене. Только она собиралась произнести следующую реплику, как вдруг услышала: «Достаточно. Спасибо. Можете идти».

Не помня себя, Ингрид сошла со сцены. Ноги едва слушались ее, она с трудом вышла из театра, села в парке на скамейку и разрыдалась. Теперь, после позорного провала, она должна была идти домой, отвечать на вопросы своих родственников, выслушивать слова сочувствия, а завтра начать новую жизнь и стать продавщицей.

Ингрид тяжело поднялась со скамейки и побрела домой. Она остановилась у небольшого киоска, где продавались билеты на паром к парку‑музею Скансен. Издавая громкие крики, по берегу ходили чайки. Темная, гладкая поверхность воды привлекла ее внимание. Молнией пролетела мысль: а что если… Но нет, в воде холодно и грязно. Ей сразу расхотелось бросаться в холодную пучину. Ингрид медленно пошла домой. Она хотела незаметно проскользнуть к себе в комнату, броситься на кровать и долго плакать. Ах, если бы мама и папа были живы — они бы ее поняли, утешили.